Жена самурая

Богачева Виктория

Такеши смотрел на свою единственную руку и не думал ни о чем. Завтра он отомстит Тайра за отца и клан. Завтра он уничтожит клан Тайра, а их имя предадут забвению, и через годы никто уже его не вспомнит. Вот только Хоши…

Он увидел дым, когда на небе вот-вот занялся рассвет. В ту же минуту подле него подскочил Мамору, а следом за ним — весь небольшой отряд.

— Переплетайте прически, — сказал он, поднявшись. Закрепленная на поясе катана, качнувшись, слегка ударила его по бедру.

Как и его люди, Такеши заплел бы волосы в косу и закрепил

ее в пучок на голове, если бы не поклялся тогда. Он заплел бы волосы в косу, как делали все его предки, и предки всех самураев, когда им предстояло совершить нечто важное.

«Что ж, — он усмехнулся. — Быть может, к тому моменту, как сядет солнце, я исполню свою клятву. И через несколько месяцев заплету волосы, как полагается?..»

От места их последнего ночлега до поместья Тайра их отделяла дюжина тё, но, не проделав и половины пути, они услышали звуки битвы.

Кричали люди — до них долетали отголоски отдаваемых приказов; звенела оружейная сталь — легко было представить, как солдаты Тайра вздевают броню и устанавливают на стенах щиты, готовясь отбивать атаку.

Она не могла стать для них неожиданностью, и, верно, о приближении вражеского войска Тайра узнали еще много дней назад, и им хватило времени, чтобы заготовить сухой соломы и смолы, обмотать тряпками, пропитанными сакэ, колеса от повозок — сбрасывать на врагов со стен; собрать побольше стрел с наконечниками, разрывающими плоть изнутри, заточить катаны и копья.

Войско Нарамаро также было готово. И самураи, которых взял с собой Такеши.

«Мы подожжем ближайшие к лесу минка — в них они хранят запасы на зиму. Мы посеем среди них панику, и огонь, перекинувшись на все вокруг, заставит их жаться к своим же стенам. Мы будем убивать их изнутри и откроем ворота, чтобы впустить войско, возглавляемое Нарамаро-саном», — вот что сказал Такеши минувшим вечером, когда разделил со своими людьми лепешки и рис.

Короткими перебежками они преодолели последние тё, и с каждым шагом битва слышалась все громче, а восприятие и чувства делались все острее. Такеши жадно втянул носом воздух, уже пропитанный тревогой и страхом, потом, кровью и пеплом. Скоро встречный ветер донесет до них и запах смерти — когда два войска схлестнутся сталью о сталь.

Запели боевые рога, засвистели в воздухе десятки стрел, и Такеши сам не осознал, что побежал быстрее. А вскоре впереди показался просвет, и в отдалении он увидел стены минка.

По его приказу Мамору, остановившись, высек огонь и догнал их с уже горящим факелом. Такеши принял из его рук древко и первым из них поджег минка на землях Тайра.

Такеши был рожден для сражений. Он не представлял без них жизни. Сталь пела в его руке, и вокруг проливалась кровь.

Они подожгли каждый минка на своем пути. Напитавшееся за долгую зиму влагой дерево горело неохотно. Огонь занимался медленно и все больше дымил, нежели горел. Вскоре вокруг стало черно от едкого дыма, черно и прогоркло, а воздух разъедал легкие при каждом вдохе.

Ветер нес дым

вперед — к главному дому поместья и стенам, на которых собрались его защитники. Сопровождаемый дымом, туда же бежал отряд Такеши. Они убивали каждого на своем пути, не делая различий — будь то слуга или солдат, мужчина или женщина. Такеши приказал лишь не трогать детей — потому что сейчас в поместье Тайра могли остаться лишь два ребенка: внук Нобу и Хоши.

Их присутствие недолго оставалось тайной для солдат Тайра. Ветер, разнесший дым и крики по поместью, выдал их. Впрочем, Такеши не намеревался прятаться: его отряд, не таясь, продвигался вперед, и вскоре на их пути появились первые самураи.

— Сомкнуть строй! — крикнул Минамото, оглядываясь по сторонам.

Нельзя было допустить, чтобы самураи Тайра прорвались сквозь их линию и атаковали со спины. Первые удары они встретили, сгруппировавшись в боевое построение — энгэцу* — и вознаградив нападавших градом стрел. Пахло гарью, и по земле вокруг их ног стелился дым, поднимаясь все выше и выше и постепенно окрашивая воздух в серый цвет.

Такеши нетерпеливо вращал катану запястьем, смотря вперед: от солдат Тайра их отделяли считанные шаги. Спустя несколько мгновений он со свистом рассек воздух и обрушил свой первый удар на одного из них.

Время переставало существовать всякий раз, как он брался за меч. Такеши не отвлекался на солнце, если оно светило, на дождь, если он шел, на кровь, если она сочилась, на крики, если они раздавались. Он помнил лишь о своих людях и о своих врагах; видел лишь свою катану и чужое оружие; знал лишь то, что должен победить. Он не ведал страха — ведь каждый самурай живет, чтобы умереть.

Сражаться одной рукой ему все еще было непривычно, но к своей главной битве Такеши был готов. Вдалеке пел боевой рог — бесчисленное множество раз они сражались под его звуки, но сегодняшняя битва врежется в память каждого из них.

В любом сражении запоминались обычно лишь первые несколько минут, даже если оно и растягивалось на долгие часы. Все, что происходило после, сливалось в одну нескончаемую череду событий, и было не разобрать лиц тех, кого Такеши убил, через кого перешагнул, и чья кровь забрызгала его лицо и одежду.

Они смогли отбросить подоспевший к ним отряд Тайра и, сохраняя прежнее построение, начали медленное продвижение вперед.

— Держать строй! — кричал Минамото, оглядываясь по сторонам.

Он слышал громкое дыхание Мамору у своего левого плеча — тот шагал с ним в ногу и вторил каждому движению, ни на секунду не оставляя его культю незащищённой. Беглым взглядом Такеши подмечал следы прежней, обычной жизни, которую вели люди в поместье до нападения: валялись неподалеку брошенные кем-то ведра с расплескавшейся водой, лежал на земле мешок риса, разорвавшийся от падения пополам, билась на ветру вывешенная сушиться одежда.

Он уловил свист летящей стрелы за мгновение до того, как она вошла бы в тело кого-то из его солдат, и крикнул: