Жена самурая
Шрифт:
В центре города стоял замок Нидзё, воздвигнутый Иэясу Токугавой на средства побежденных противников восемьдесят девять лет назад. Пятиэтажная главная башня нависала над окружающими строениями. Изогнутые крыши за каменным забором были увенчаны золотыми гербами основателя последней династии сёгунов. Однако вот уже более пятидесяти лет ни один глава бакуфу не посещал Мияко. В замке постоянно проживали только те, кто заботился о его сохранности.
Канцлер со своим ближайшим помощником сидел в Белом зале. Лампы озаряли меблировку, выдержанную в строгом стиле, и фресковую живопись. От зимних пейзажей, казалось,
Янагисава затянулся трубкой и раздраженно выпустил изо рта дым. Он жаждал деятельности, а обстоятельства принуждали ждать.
— Сано действительно не в курсе? — спросил он.
— О да, господин, — ответил Аису. — Кроме местных агентов, никто не знает, что вы здесь. Агенты вовремя получили послание из Эдо и успели выполнить ваш приказ. Они сообщили сёсидаю Мацудаире, что сёгун распорядился отремонтировать замок, пригнали рабочих и завезли строительные материалы. Никому и в голову не приходит, что все это просто уловки с целью не допустить в замок Сано. Клянусь, никто ничего не подозревает. Шпионы следят за сёсаканом с момента его выезда из Эдо, но он об этом не ведает. О да, пока план работает прекрасно. Подобострастная улыбка умоляла канцлера по достоинству оценить труды и понять, как хорошо Аису подходит к секретарской должности, несмотря на историю с бомбами. Янагисава пригрозил его уволить, если подобная промашка повторится. Судьба Аису, как, впрочем, и Янагисавы, полностью зависела от успеха операции.
— Проследите, чтобы все шло точно по плану, — велел Янагисава и подумал: «Надеюсь, неприятности, которых это предприятие может мне стоить, оправдаются результатами».
Когда Сано получил задание выяснить причину смерти Левого министра, Янагисава понял: появился чудный шанс избавиться от врага и навсегда поселиться в сердце Цунаёси. У него мгновенно созрел коварный замысел. Едва Сано и капитан Мори покинули зал для официальных приемов, канцлер попросил у сёгуна разрешения инкогнито отправиться в провинцию Оми (где как раз и находился Мияко) и разобраться с местными взяточниками. Сёгун затянул было: «Как же мы без вас?..» — но в конце концов уступил.
Остаток ночи, пока слуги собирали багаж, Янагисава провел с секретарем и старшими чиновниками, раздавая приказы, принимая доклады и посылая гонцов в Мияко.
Он выехал перед рассветом, вместо обычно огромной свиты его сопровождали Аису, несколько самураев-чиновников и телохранители. На всех была обыденная, без гербов клана Токугава одежда, все при себе имели проездные документы, выписанные на другие имена. Благодаря резвым лошадям, редким остановкам и практически бессонным ночам они опередили Сано на два дня. Агенты Янагисавы провели их под видом плотников в замок Нидзё. Фора перед Сано позволила проделать всю подготовительную работу. Однако Янагисаву продолжало томить беспокойство.
То, что он, пусть на короткое время, оставил свой пост, было весьма рискованным шагом. Он настойчиво повторял сёгуну: ни в провинции Оми, ни в Эдо не должно быть известно об инспекции, иначе поездка бесполезна. Цунаёси обещал молчать как рыба. Канцлер очень сомневался, что болтливый сёгун выполнит обещание. А если и так, то остаются слуги, старшие чиновники... Янагисава представил, как слуги воруют его драгоценности, агенты пренебрегают его заданиями, старшие
Только осуществление мечты всей жизни способно было оправдать подобный риск. Именно здесь, в Мияко, свободный от слежки соперников канцлер мог раз и навсегда покончить с проклятым сёсаканом, благо тот оказался особенно уязвим без политических союзников и корпуса детективов.
В неподвижном воздухе висел табачный дым; вокруг ламп вились, как привидения, ночные бабочки; издалека долетали звуки гонгов. Янагисава с отвращением оправил влажную от пота одежду. Он ненавидел Мияко, жару и Сано. Он жаждал вернуться в Эдо победителем.
Суть плана была такова: раскрыть убийство Левого министра раньше Сано, создав впечатление, будто это вышло ненароком. Дескать, проезжал мимо, увидел, что у Сано дело не клеится, и приложил руку.
— Давайте выпьем за удачу, — предложил Аису.
Он хлопнул в ладоши. Женщины-телохранительницы — единственные слуги, допущенные в секретные покои, — молча принесли кувшин, чашки, разлили вино и тихо удалились.
Аису произнес тост:
— За вашу победу и поражение сёсакан-самы.
Они осушили чашки. Терпкое, освежающее вино взбодрило Янагисаву; он улыбнулся. Аису предложил новый тост:
— За то, чтобы схватить убийцу Левого министра так же, как Льва.
Злоба исказила красивое лицо канцлера.
— Нет, — сказал он, — не совсем так, как Льва. Запомни, на сей раз у Сано не будет шанса выкарабкаться.
Полуприкрытые глаза Аису блеснули.
— Как умрет Сано?
— Пока не знаю, — нехотя признал Янагисава. Он вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату, охваченный лихорадочным возбуждением. — Мне нужно понять, что происходит, и воспользоваться первой подвернувшейся возможностью. Требуется информация. — Он остановился у окна и начал, всматриваясь в темноту, ловить звуки, которые возвестят о прибытии агента. — Как только ее доставят, ты получишь ответ.
Долгий опрос членов клана Коноэ завершился безрезультатно. Родственники были потрясены, узнав, что Левого министра убила чья-то злая воля, а не диковинная болезнь. Они понятия не имели, что он был осведомителем мецукэ, и не представляли, кто мог покуситься на его жизнь.
Кузен Коноэ сказал, что ему доводилось несколько раз слышать нечто вроде «крика души»; после этого в Саду пруда находили погибших птиц. Это подтвердило уверенность Сано в том, что в резиденции живет человек, владеющий техникой киаи. «Наверняка тренировался перед убийством».
Пятнадцать лет назад был зарезан Риодзэн, секретарь министра. Сано предположил, что это и было то убийство, которое бакуфу замяло, дабы принудить Коноэ сотрудничать с мецукэ. Но связи между тем преступлением и нынешним не обнаружил.
Детективы Марумэ и Фукида, допросившие слуг, тоже потратили время напрасно.
Сыщики прошли в личные покои Коноэ, состоявшие из двух смежных комнат в глубине дома. Пространство было разгорожено рамами, обтянутыми бумагой, что подчеркивало атмосферу интимности.