Жена шута

Остен Эмилия

– Вы обвинили в глупости всех дам! – воскликнул маркиз, сверкая пламенным взглядом. Надо признать, в гневе юноша был хорош. – Вы назвали их пустоголовыми!

– Я сказал, что не надобно иметь много ума, дабы порхать под солнышком с цветка на цветок, однако красота искупает все. Разве это не комплимент, мой принц? – обратился Ренар к Беарнцу. – И разве дамы не должны считать себя польщенными, что такой несуразный человек, как я, вообще додумался до столь красивого оборота речи?

– Это оскорбление! – продолжал настаивать маркиз. Генрих явно

наслаждался диалогом, а Колетт не знала, что и думать. – Если его высочество позволит, я немедленно проучу вас и заставлю ответить за свои слова!

Хорошо, что юный поборник справедливости понимал: негоже затевать ссору и ввязываться в дуэль без одобрения принца. На Генриха сейчас устремлены были все взгляды: Беарнцу предстояло решить, стоит ли понаблюдать за, как он выразился, забавой. Колетт надеялась, что здравый смысл возьмет верх, но увы: то ли молодость Генриха сыграла с ним злую шутку, то ли он знал какой-то секрет, однако принц произнес:

– Что ж, я не против взглянуть, как наш гость станет биться за честь присутствующих дам с графом де Грамоном! Однако, друг мой, – обратился он непосредственно к маркизу, – я не потерплю, чтобы здесь пролилась кровь. Кажется, в моем доме есть фехтовальный зал, пускай слуги принесут рапиры. Победу можно завоевать и без единой царапины – главное, верить, что творите правое дело.

Юный маркиз такому обороту дела явно не обрадовался (он жаждал пустить кровь самонадеянному противнику, это читалось на его возмущенном лице), но поклонился, принимая условия принца. Ренар же воскликнул в замешательстве:

– Ваше высочество! Я-то надеялся, что ваша мудрость позволит мне избежать позора! Ведь я отвратительный фехтовальщик, как вам известно! В старых добрых мужских спорах всегда предпочитаю пистолеты, да и то рука моя так дрожит, а дух столь слаб, что противники мои смеются надо мною и помирают в основном от хохота.

Юнец оживился, услыхав эту речь.

– Дорогой Ренар, но надо ведь и вам тренироваться иногда! – возразил принц. – Вы совсем обленились!

– Да, я ленив, – ничуть не обиделся граф, – зато жив!

– Таким и останетесь.

Придворные разошлись, освобождая место для будущей схватки. Колетт подошла к мужу, сосредоточенно отцеплявшему от пояса шпагу; граф передал смертоносное оружие слуге и кротко вздохнул.

– Ренар, вы не должны драться, если не хотите, – негромко произнесла Колетт. Она испытывала странное беспокойство и не могла понять его причин. Ведь ее муж – чужой ей человек, она даже не знает, может ли называть его другом. Так почему сжимается сердце? – Повод смехотворен, а его высочество все отменит, если вы попросите.

– Его высочеству не чуждо желание посмеяться, – негромко ответил граф. По его лицу невозможно было догадаться, рад он такому повороту событий или огорчен. – Я и вправду никудышный фехтовальщик, а потому все закончится довольно быстро.

– Но я волнуюсь за вас, – пробормотала Колетт.

– Это приятно.

– Ни черта вам не приятно! – прошипела она, внезапно

обретя смелость. – Вы еле на ногах стоите, вы бледны! О, Ренар, прошу вас, откажитесь!

– Моя маленькая верная птичка, – промурлыкал он, – теперь – ни за что.

– Грядет забава? – Барон де Аллат возник рядом с Колетт будто из небытия, и она отодвинулась: от Кассиана пахло вином, винные пятна виднелись на рукаве дублета. Снова пьян. – Позвольте насладиться зрелищем вместе с вами, графиня!

Отказывать было неловко. Колетт растерянно пошла следом за Кассианом к группе, расположившейся вокруг принца, и опустилась в предложенное ей кресло. Барон встал рядом. Ренар, сохранявший глуповато-растерянный вид, поймал взгляд Колетт и вдруг ей подмигнул.

Принц сидел в своем кресле с высокой спинкой, любезно беседовал с девушками и ел виноград, незнамо откуда доставленный в конце весны. Маркиз де Дюблан прохаживался туда-сюда – видимо, старался не расплескать свое благородное негодование. Из домика прибежали слуги, принесли две затупленные рапиры, маркиз тщательно изучил свою, а Ренар – растерянно осмотрел. Повертев оружие так и этак, граф обратился к Генриху:

– Мой принц, мы не договорились о награде. Если победит сей достойный господин, он, наверное, захочет от меня извинений, не так ли?

– Извинений перед дамами! – воскликнул Дюблан. – И изысканного комплимента, который загладит ваше оскорбление!

– На вашем месте, маркиз, я бы не требовал от графа сочинить еще один комплимент, иначе состоится новая дуэль, – сказал, смеясь, Беарнец. – Если граф де Грамон проиграет схватку, он принесет извинения. А чего хотите вы, Ренар?

– О, сущего пустяка. Видите ли, мой принц, если я – осел, то этот юноша – определенно, петух. Чтобы на нашей ферме царило благолепие, проигравший маркиз залезет… да вот хотя бы на этот стол, встанет на нем и прокукарекает три раза.

Многие захохотали, и даже Колетт улыбнулась.

– Впрочем, – грустно продолжил граф, – сие достославное зрелище вряд ли усладит наши взоры. Я уже проиграл – увы! Со времен отрочества не держал оружия толком! – и он повертел рапиру так и этак, выписывая ею немыслимые кренделя.

– Хорош, а? – пробормотал Кассиан, наклоняясь к Колетт и дыша на нее винными парами. – Принц любит посмеяться, а Ренар умеет его рассмешить…

– Вам это тоже кажется смешным, барон?

– Ну конечно!

Колетт вздохнула и подумала о том, что многого еще не знает о настоящем веселье. И, пожалуй, знать не хочет.

– Хорошо, так тому и быть! – согласился Беарнец. – Условия приняты. Начинайте! – и съел виноградину.

Колетт подалась вперед.

Противники встали друг напротив друга; солнечные пятна, пробравшиеся между листьями платанов, скользили по их одежде, лицам и узким клинкам, и выглядело это не страшно, а красиво. Колетт немного успокоилась. Вправду, что может случиться в присутствии принца, с затупленным оружием? Ренар не умеет сражаться – Ренар проиграет, и все.