Жена в награду
Шрифт:
Имоджин помнила, как она сидела в маленькой часовне, оцепенев от горя. Когда родители погибли, она не плакала. Она все слезы выплакала, когда ослепла после несчастного случая, у нее просто не осталось слез для горячо любимых родителей, которых она невольно послала на смерть.
Но оцепенение продолжалось недолго, его сменила боль. Временами боль становилась невыносимой. Ей казалось, что в мучительном мраке кольцо могло бы принести некоторое утешение как напоминание о любви, но оно было утеряно, видимо,
Имоджин до боли сжала в кулаке кольцо. Оно же было утеряно навсегда! Оно не могло оказаться у Роджера! Брата даже не было дома, когда погибли родители. Когда Имоджин нашли лежащей без сознания у подножия лестницы, родители быстро разобрались, в чем дело. Отец пришел в такое бешенство, что выпорол Роджера до бесчувствия, а потом навеки изгнал из семейных владений. Роджер довольно охотно укатил в Лондон.
Вернуться он смог только после смерти родителей, став хозяином всего состояния.
По идее он даже не должен был знать о пропаже кольца. Но кольцо – вот оно, у нее в руке, и оно уничтожило последний островок надежды, который она имела глупость хранить в душе.
Больше надежды не было; убийца ее родителей сам подал знак. Отдавая ей кольцо, Роджер понимал, что дает доказательство своего преступления, но был уверен, что она никогда не сможет им воспользоваться против него.
Имоджин согнулась из-за внезапной потребности опростать желудок от желчи. Пальцы сжимали кольцо, ей хотелось зашвырнуть его как можно дальше. Но она прижала его к груди.
Она будет его хранить, и Роджер это знает. Игра изменилась, запахло кровью. Роджер хочет, чтобы, чувствуя кольцо на руке, она все время помнила о смертельной опасности. Ей не спастись. Она ничего не может сделать.
По спине сбегал холодный пот. Она стиснула зубы, чтобы отогнать поднимающийся крик. Спасения нет, все бесполезно.
Сзади послышался неуверенный голос Роберта: «Имоджин?» – и она мгновенно распрямилась, как будто ее толкнула невидимая пружина.
Она надела кольцо на палец, не задумываясь, надо ли прятать его от Роберта, мельком отметила, что оно ей впору, и сунула пергамент за корсаж. Дрожащей рукой проверила щеки – боялась, что они мокрые. Она не хотела давать такое оружие следующему врагу.
Но можно было не тревожиться, щеки оказались сухими, а сердце холодным.
– Имоджин, все в порядке? – тихо спросил Роберт.
Она слышала раздражение в его голосе, но он быстро с ним совладал. «Какой умный человек, – исступленно подумала она. – Может по своему желанию уйти от роли королевского мясника».
Она повернулась к нему с улыбкой, одновременно веселой и ломкой.
– Да, а как же иначе? Неужели ты думаешь, что бедняжка посланец мог причинить мне вред?
– Чего хотел твой брат?
«Он хотел сказать, что у него есть сообщник», – язвительно подумала
– Ничего особенного. Зачем только было тратить хороший пергамент на такую легкомысленную записку. – Она не справилась с собой, голос зазвенел. Так не пойдет, в панике подумала она, нельзя ему показывать, как она страдает. Она изо всех сил старалась вернуть контроль над собой, но ей это не так хорошо удавалось, как Роберту. – Просто спрашивал, как у меня дела. И у тебя, конечно. Вот и все. Я даже не стала сочинять ответ.
Она слышала шорох тростника под его ногами – он расхаживал по комнате, видимо, стараясь разрядить неуемную энергию, так хорошо ей знакомую.
Она завидовала его энергии, завидовала облегчению, которое дают бездумные движения. Сама она примерзла к полу. Боль все разрасталась, начала принимать угрожающие размеры. Имоджин задыхалась от своей неподвижности.
Роберт чертыхнулся, и Имоджин вздрогнула. Он подошел к ней, обнял за плечи, до боли сжал их.
– Он для нас ничто, он не имеет над нами власти, понимаешь? Поверь, тебе нечего бояться.
Имоджин обнаружила, что выкручивается, освобождаясь из его рук.
Роджер победил. Он все испортил, испортил их с Робертом жизнь. Она дрожала от отвращения перед той порчей, которая в ней поселилась и быстро разрасталась, но когда Роберт, пораженный ее отказом, опустил руки, чуть не застонала.
Наступило продолжительное молчание. Между ними пролегла пропасть, через которую Имоджин уже не сможет перебросить мост, даже если захочет.
– Очевидно, послание содержало больше того, что ты сказала. – Роберт говорил исключительно ровным голосом. – По-моему, я должен взять письмо и прочитать.
Имоджин дернулась.
– Не стоит беспокоиться. Там нет ничего заслуживающего внимания. – Ее не радовало то, что она не лжет. В словах письма не было отравы, она была в воспоминаниях, которые оно пробуждало.
Молчание Роберта красноречиво говорило о недоверии, но у нее не было сил убеждать. Пусть прочтет, вяло подумала она, это ничего не изменит. Исчезла та полная жизнь, которой она жила несколько месяцев, а без нее едва ли у нее найдутся силы поддерживать свое странно опустевшее тело.
– Делай, что хочешь. Я, пожалуй, пойду спать, – бессильно проговорила она.
– Я приду, когда со всем разберусь, а пока схожу за Мэри, чтобы она проводила тебя по лестнице.
Имоджин отмахнулась. При мысли, что сейчас кто-то будет рядом с ней, даже преданная Мэри, тело покрылось мурашками.
– Я могу сама осилить ступени. – Держась за стену, она медленно пошла к двери.
– Знаешь, это не имеет значения, – охрипшим голосом сказал Роберт.
– Что именно? – безжизненно спросила она.