Женатые холостяки

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Подумаешь, велика беда на пару минут проснуться! — фыркнула Маринка и, полюбовавшись маникюром на одной руке, взялась за другую.

Степан уже ни на шутку разозлился:

— Кому говорю, вынеси мусор!

— Чего наезжаешь? Или ослеп? Не могу, сам вынеси, не облезешь! — ответила грубо. Она и не глянула на отца.

— Ах ты дрянь! Как со мною разговариваешь? Как смеешь дерзить, соплячка? — вытащил ремень из брюк и пошел на дочь. Та, увидев ремень в руке отца, откровенно рассмеялась в лицо Степану:

— Это

мы давно проходили! В последний раз три года назад бил, когда меня мальчишки целоваться учили, с тех пор хорошую подготовку прошла в других подъездах, гаражах. Чего ты добился? Да ровным счетом ничего! А теперь с чего прикипаешься? — взвизгнула, получив ремнем по заднице.

— Марш в угол, дылда! И никаких дискотек! Сиди дома, мартышка корявая! — крикнул на дочь срывающимся голосом.

— Ты пахан не опух часом? Меня в угол? Да я уже ростом длинней тебя на полголовы! А ты так и остался в пещере. Оглянись, на улице другой век! Теперь не предки детей в угол ставят, а плесень на коленях перед детьми дышит. Врубайся! Я уже давно не ребенок!

— А кто же ты? — изумился Степан, глядя на совсем юную дочь.

— Я уже сама взрослая и ты с этим должен считаться и уважать во мне личность! А не махать тут ремнем как дикарь!

— Это я дикарь? — возмутился человек и снова вплотную подступил к дочери. Та опять вскочила со стула:

— Нормальные люди не распускают руки! А тем более, на своих детей!

— Когда по жопе получаешь, ты ребенок! Когда брехаться, мигом личностью становишься? Как ведро с мусором вынести, вовсе цыпа! Так кто ты есть?

— Твоя дочь!

— Если ты моя дочь, почему потеряла совесть?

— С чего взял?

— Почему нас с матерью позоришь? Как одеваешься? Идешь в школу, как на пляж! Юбка короче трусов! А и трусы ли это? Сплошные тесемки! На голове воронье гнездо, на плечах одни лямки, все остальное наруже! Мне от стыда хоть провались, не знал, в какую сторону отворачиваться. Морду изукрасила, как будто в дикарях канала. Ничего своего не осталось. Брови выщипала, под глазами фингалы намалевала, губы, как у покойницы в черный цвет покрасила, волосы как у курицы, все разноперые. Старик Антон, завидев тебя, со страху креститься стал. Слова вымолвить не мог. Это что? Тоже мода?

— Да! Теперь все так ходят. Прикольным считается, современным!

— И ты вот в этом на дискотеку собралась?

— А как еще? Я не хуже других! Оглянись, ведь среди людей живешь, оденься я иначе, на меня все будут пальцами показывать и осмеивать. Ты того хочешь?

— Мне плевать на других! Я не хочу и не позволю, чтоб моя дочь была похожа на сучку. Как ты смеешь в таком виде показываться во дворе? Даже проститутки скромнее тебя выглядят Хоть им уже терять нечего. Ты хуже любой дешевки, малолетняя секс-бомба!

— Что? Я хуже путанки? Сам ты козел, старый отморозок, придурок с завалинки! Неумытое чмо! — подскочила к отцу,

влепила громкую пощечину и, вылетев в прихожую пулей, сорвала с вешалки куртку, сунула ноги в туфли, хотела выскочить на лестничную площадку, но Степан поймал. Втолкнул в комнату, нахлестал по щекам, приговаривая:

— Это тебе на сдачи! Чтоб мое говно на меня руки распускало? Ты еще на ногах не стоишь, засранка, а уже меня поучаешь? На панель не терпится паскуднице? — бил по щекам, по спине, по заднице.

— Вы что? С ума сошли? С чего взвились, что случилось? — выскочила из кухни Наталья.

— Достал меня, козел! — взвыла Маринка от очередной оплеухи, ударилась плечом о дверной косяк и крикнула хрипло:

— Уйду из дома от этого придурка! Вовсе с головой не дружит старый идиот! — взвыла от крутой оплеухи, хотела выскочить в прихожую, но Степан кулаком вернул ее в комнату.

— Бешеная сучка! Я покажу тебе, что такое фунт лиха! А ну, живо переодевайся в халат и сиди дома, мартышка облезлая! — гремел Степан, швырял дочь из угла в угол.

Та вначале держалась на ногах, потом стала падать, но оговаривалась, пыталась отмахиваться, обзывала отца психом, подонком и дебилом.

Человек за всю свою жизнь так не злился. Родная дочь ударила по лицу. Обливала презреньем, обзывала грязно.

Наталья стояла, вжавшись в стену, бледная и дрожавшая. Таким разъяренным она не видела Степана никогда. Она боялась вмешаться, понимая, что может получить от обоих. Наталья не знала, с чего поднялся скандал и кто в нем виноват

— Люди! Вы же родные! Угомонитесь, успокойтесь. С чего взвились? Какой позор на весь дом, чего не поделили, кого не хватает? Остановитесь! Постыдитесь соседей, ведь не в лесу живем. Как людям в глаза смотреть завтра будете? — причитала баба. Но ее не слышали.

Маринка, изловчившись, вырвала из рук отца ремень и ударила им Степана по голове изо всей силы. Тот упал на пол будто подкошенный, мигом затих, перегородил собою выход в прихожую.

— Убила отца! Что ж ты наделала стерва! — запричитала Наташка, бросившись к мужу. Тот лежал без движения, молча, закрыв глаза.

— Когда он меня убивал на твоих глазах, что ж молчала? Его жаль, а я хоть сдохни? Ну и оставайся с ним, мне с вами делать нечего! Чужие оба! — переступила через отца и выпорхнула в дверь.

— Маринка! Ты куда? — повисло в пустоте прихожей. Лишь загудевший лифт подтвердил, дочь ушла.

— Степушка, родной мой, как же так случилось, единственная дочь от нас сбежала, не оглянувшись, покинула. Неужели нельзя было миром договориться? — услышала звонок в дверь. И тут же вошли соседи. Увидели Степу на полу, молча перенесли его на диван:

— Что случилось? С чего базар подняли? — спросил Алеха Свиридов, оглядевшись вокруг.

— Маринку жучил. Видно достала. Она вырвалась и убежала, не знаю, куда и к кому.