Женатые холостяки
Шрифт:
— Я же не спросила у тебя разрешения, ты его не хотел. Чего ж любуешься? Меня беременную назвал бурдюком и страшилой, говорил, что со мною стыдно появиться на людях. Зачем теперь заявился? Тебя здесь никто не ждет. Сами проживем. Ты никогда не был мужем, и отцом стать не дано!
— Лаура! Это мои дети! Я их отец! — взял на руки вбежавшую в комнату Софик. Та обняла отца за шею, прижалась к нему:
— А когда мы домой поедем? — спросила обоих.
— Хоть сейчас! — отозвался поспешно.
— Софик, мы никуда не поедем. Здесь поживем пока, потом
— А папка? Я с папкой хочу! Я не отпущу его! Я с ним буду! — заплакала горько.
— Я так ждала тебя! Почему долго не приезжал? Мамка говорила, что не любишь, потому не приехал!
— Неправда, доченька! Я не знал, где вы живете. Давно приехал бы. Искал вас повсюду. Хорошо, что Кузьмич помог найти. Уж не знаю, как ему это удалось?
— Он ночным сторожем на базаре работает. Всех знает. И сюда часто приходил погреться, попить чаю, посидеть возле печки. Он все про всех знает. Чему ж удивляться. И нас сразу увидел…
— Лаура, поехали домой. Не могу я без вас, совсем одичал, соскучился, легко ли одному на свете жить?
— Кому-нибудь другому расскажи, я тебе не поверю никогда! У тебя в квартире сколько баб перебывало?
— Ни одной!
— Не ври!
— Никто в спальню не входил, клянусь честью!
— Какой у тебя никогда не было! Кстати, в зале есть диван, так что можно обойтись без спальни. Да еще с этой Ириной! Путанки всегда неразборчивы. Она и в прихожей сумеет примоститься.
— Лаура! Не надо! Остановись!
— Опять мне рот затыкаешь? — вскипела баба.
— Нет Ирины. Ушла из жизни. Умерла или убили, не знаю. Сегодня ее увезли в морг.
— Добегалась сучка! Точно, какая-то баба не выдержала. А может, кобели не поделили.
— Лаура! Не ругай покойную. Ее уже нет, — останавливал жену.
— То-то за нами приехал, когда ее не стало! Если б жила, не вспомнил бы о нас! — сверкнули ненавистью глаза жены.
— Причем она? Я искал вас с самого первого дня. По всем роддомам звонил, даже в детсаде был. До ночи искал по городу. Валился как убитый. Какие женщины, только о вас думал. А утром просыпал. Мастер бухтеть начал. Сегодня написал заявление на увольнение. Достали меня!
— Нигде у тебя не ладится, ни дома, ни на работе. Все вокруг плохие. Один ты везде прав. Вот и живи сам. Таким семью заводить нельзя! Ты не дозрел до нее. Все в мальчишках живешь, хотя уже виски седеть начали.
— Лаура! Я виноват!
— Да что там я! Ты сыну детское приданое не купил. Я совсем обносилась. А тебе хоть бы что! На шлюх внимание обращал. На меня и не оглядывался. В чем одета, как хожу, тебя не интересовало. Почему я должна о тебе помнить? Кто ты в своей семье? Козел!
— Угомонись, женщина! Всему есть свой предел. Я приехал, чтоб отвести вас домой, но не выслушивать оскорбления! Опомнись, вместе с нами дети! Что позволяешь себе?
— А ты как себя вел со мной? Ты тогда думал, что будет с нами? Я земли не видела под ногами, когда меня унижал. С грязью смешал. Самому выслушивать обидно? Так вот знай,
— Я не пущу папку! — держала Марата за шею Софик и отвернулась от матери:
Я домой хочу! С папкой поеду! — оглянулась на Лауру зло.
— Софик! Оставь отца! Слезь с рук! — приказывала Лаура, но дочь ничего не хотела слушать.
— Я не хочу тут жить! Мне плохо здесь, везите нас домой. Вы большие, зачем в чужом доме ругаетесь? Дома все помиримся, снова подружимся и будем жить прехорошо! Давайте поедем скорее!
— Лаура, девочка моя! Давай мне сына, собери все и поехали! Зачем время терять, дома разберемся, — подошел к Лауре, обнял, заглянул в глаза, в них увидел теплые огоньки любви, какую не заглушили беды и несчастья.
— Девочка моя! Самая лучшая! Пусть Бог всегда хранит тебя и детей! Радость моя! Прости! Ты моя жизнь! — целовал глаза, лицо жены. И вызвав по телефону такси, вскоре вернулся во двор с семьей.
— О! Новый человек приехал! — заулыбались соседи.
— Дай Бог ему здоровья и счастья! — окружили машину люди.
— Марат! Тебя искали. Хотят предложить работу автослесаря.
— А куда? В кооператив?
— Там в гаражах мужики скучковались. Есть у них мотористы, кузовщики, свой шиномонтаж, диагностики и розвальщики. Заказов полно. Едва справляются. Заработки кучерявые, тебя зовут. Наш механик завода туда сбежал. Доволен, звенел, что вдвое больше получает, — говорил Тол и к.
— Эй, Марат, что мы услышали об Ирине, сплошная жуть! Вот это бабец! Знаешь, с кем ты кувыркался? С бандиткой! Она вместе с рэкетом дальнобойщиков урывала, а потом грузы сбывала. Натуральная мильенщица была! У ней паспортов не меньше десятка надыбали. Все на разные фамилии! Во, деловая! И тебя охмуряла!
— А сколько пластических операций сделала, все внешность меняла, конечно, не с добра, — вспомнил патологоанатом Попов.
— Много золота из ее сейфа выгребли…
— А кто ж ее грохнул? — спросил Марат.
— Говорят, что уже задержали!
— Первого мужа?
— Смеешься! У ней первый муж еще в детсаде имелся. Этот главарь бандюков. У них с этой профурой свои счеты имелись, давние. Те, какие деньгами не уладить. Весело дышала птаха, но коротко, — подытожил Порва.
— Здоровый амбал тот мужик. Привели в морг его, он «колоться» не хотел. А тут труп ее увидел. Вот и поплыл. Следователи иногда прибегают к такому приему. Особо упрямых приводят. Не всегда сломать удается. Но иные не выдерживают вида трупов. Особо вскрытых. Одного подвели к столу, я снял простынь с мертвого, а бандюга как заорал: