Женевьева. Жажда крови. Дракенфелс

Йовил Джек

Небензаль направился к Детлефу, он явно был смущен, но пытался собраться с духом, чтобы выразить некий протест. Лилли заворчала надменно, будто горная кошка, возомнившая себя важнее льва, и уставилась на него горящим взором. Детлеф понял, что дело худо. Если она вздумала излагать проблему перед всей труппой, значит, наверняка все кончится большим скандалом. Остальные актеры на сцене и в зале нервно заерзали в ожидании сокрушительных по силе громов и молний.

Щеголеватый астролог вытянул сжатую в кулак руку и разжал пальцы. На ладони у него лежали зубы.

–

 Лилли Ниссеи в этом не нуждается, сэр.

Он бросил зубы наземь. Керреф специально сделал их, вырезал из кусочков кабаньих клыков. Мастер по костюмам сейчас находился в зале, он был недоволен тем, как обращаются с его работой, но молчал. Он явно не имел ни малейшего желания снова становиться сапожником, не говоря уж о возвращении в тюрьму, и при этом правильно оценивал силу мстительности и влиятельности Лилли Ниссен.

–  Значит, по-вашему, я уже беззубая карга, Детлеф Зирк!
– взвизгнула Лилли, и лицо ее налилось кровью.

Раб опустил кресло на пол, и она выпорхнула из него и в ярости заметалась по сцене, отпихнув с дороги Бреугеля и Лёвенштейна. Детлеф представил себе сердитые глаза Лёвенштейна в прорезях маски. В это утро Лилли не обрела новых поклонников.

И конечно же, какая глупость скандалить по такому поводу!

–  Лилли, если я хочу, чтобы вы носили эти зубы, то это никак не связано с вашими собственными. Это часть вашей роли…

Лилли попалась на удочку:

–  Моей роли! Ах да, моей роли! А кто пригласил меня на эту роль, кто создавал эту омерзительную пародию на женщину, имея в виду меня, а?

«Интересно, - подумал Детлеф, - не забыла ли Лилли, что Женевьева находится среди них». Он подозревал, что нет. Ясно было, что женщины - вампир и вамп - друг друга не любят.

–  Никогда за всю мою карьеру меня не просили сыграть такую роль! Если бы не участие моего дорогого, дорогого друга принца Освальда, лично уговорившего меня вмешаться и присоединиться к вашей убогой труппе, я бы разорвала ваше послание в клочки и выкинула в сточную канаву, где ему самое место. Я играла императриц, куртизанок, богинь. А вы теперь желаете, чтобы я изобразила дохлую пиявку!

Здравый смысл едва ли тут поможет, Детлеф понимал это, но это была единственная тактика, которую он мог придумать.

–  Лилли, у нас историческая пьеса. Вы играете вампира, потому что Женевьева была… и есть… вампир. В конце концов, она прожила эту историю. Вы просто должны воссоздать ее…

–  Фи! Разве драма - непреложный исторический факт? Вы хотите сказать, что ничего не изменили ради пущей выразительности, чтобы показать себя во всей красе…

В глубине зала что-то забормотали. Небензаль стоял с глупым видом, похлопывая себя по нелепому парику, и явно чувствовал себя неловко, оказавшись на сцене перед незнакомой публикой при свете рампы.

–  Конечно, но…

Лилли было не остановить. Вздымая грудь, она набрала побольше воздуха и продолжала:

–  К примеру, разве вы не слишком старый и толстый, чтобы играть моего дорогого друга, будущего выборщика Остланда, в пору, когда он был еще мальчиком?

–

 Лилли, Освальд сам просил меня сыграть его в этой драме. Если бы у меня был выбор, я бы, наверно, хотел - не в укор вам, Ласло, - играть Дракенфелса.

Звезда метнулась к рампе и проскочила так далеко вперед, что ее лицо оказалось в тени. В зрительном зале зажгли свет.

–  Ну, если вы изобразили Освальда растолстевшим ребенком-переростком, значит, можете переписать и Женевьеву, сделав ее более подходящей для моей персоны.

–  И какой же, господи?

–  Эльфом!

Никто не рассмеялся. Детлеф взглянул на Женевьеву. Ее лицо было непроницаемо. Ноздри Лилли раздувались и опадали. Небензаль кашлянул, чтобы нарушить тишину.

Может, когда-то Лилли и могла бы сыграть эльфийку, но теперь она обзавелась уж слишком пышной фигурой. Последний муж говорил, что у нее «грудь голубя, легкие баньши, мораль кошки, а мозги - как сыр с Черных гор».

Лёвенштейн положил руку на плечо Лилли и развернул ее, чтобы она оказалась лицом к лицу с ним. Он был на целый фут выше, а благодаря специально изготовленным ботинкам Дракенфелса и вовсе сделался ростом с ее молчаливого гиганта.

Не привыкшая к такому обхождению, она занесла ладонь, чтобы ударить дерзкого актера, но он перехватил ее запястье и начал что-то нашептывать ей низким, настойчивым, жутким голосом. Краска сошла с ее лица, она, казалось, сильно испугалась.

Больше никто ничего не говорил. Детлеф заметил, что рот его раскрыт от изумления, и захлопнул его.

Когда Лёвенштейн закончил свою речь, Лилли выдавила из себя извинение - неслыханная для нее вещь!
– и дала задний ход, увлекая за собой своего раба, своих фаворитов и астролога. Небензаль, казалось, был в шоке, когда его выдернули из главного зала.

Спустя мгновение стихийно грянули аплодисменты. Лёвенштейн поклонился, и репетиция возобновилась.

VII

Пока генерал говорил, Максимилиан внимательно слушал. Было уже поздно, но командующий разбудил его секретным приказом. Генерал сказал, что он должен встать с кровати, одеться и спуститься к полю боя, где будет решаться судьба Империи. После Императора генерал был главным военачальником страны, и Максимилиану всегда хотелось произвести на него впечатление своей исполнительностью, находчивостью и отвагой. Генерал был тем, кем Максимилиан хотел бы быть. Хотел быть.

Отдав приказания и убедившись, что они поняты, Максимилиан отсалютовал и положил генерала в нагрудный карман. Дело нешуточное. Момент был смертельно опасный. Лишь Максимилиан стоял между цивилизацией и анархией, и он преисполнился решимости сделать все, что от него зависело, или погибнуть.

Дворец в этот ночной час был тих. Днем теперь, когда уехали театральные друзья Освальда, тоже стало поспокойнее. Максимилиану их немножко не хватало. Там одна танцовщица была очень мила с ним, ей нравилось присоединяться к нему в сражениях, советуя и спрашивая, несмотря на то, что сиделка ее не одобряла.