Жених невесты
Шрифт:
На первый вопрос отвечали, что королевичу и его двору в вере и законе неволи никакой не будет, а о том, чтобы дать место для кирки, договор будет с королевскими послами, которые приедут с графом Вольдемаром в Москву.
На второй вопрос было объявлено безусловное согласие. На третий – тоже с прибавкою: «Если после Вольдемара останутся наследники, то имения графа Вольдемара в датской земле должны быть за Ириною и за ее наследниками… Также мы, великий государь, приданое: всякой утвари и деньгами, всего на триста тысяч рублей, – дать изволили».
По
Наконец, на пятый пункт последовало согласие и определено, чтобы королевич взял с собою в Москву триста человек.
Все эти ответные статьи были закреплены государскою печатью.
Король, всесторонне разобрав их, решился дать свое согласие.
Марселис кинулся к королевичу Вольдемару. Тот его встретил мрачно и, несмотря на свою всегдашнюю обходительность и ласковость, на сей раз говорил с ним в видимом раздражении. На поздравление Марселиса и его низкие поклоны он сказал:
– Не с чем поздравлять меня – по своей воле не поехал бы. Я согласился ехать только потому, что боюсь рассердить короля, отца моего. Боюсь я, что вы меня обманете и что мне в Москве худо будет. Можешь ли ты мне поручиться, Марселис, что все будет исполнено по договору, что все будет честно сделано?
Марселис стал уверять и клясться, что королевичу не о чем беспокоиться, нечего тревожиться, что его ожидает в Москве самая радостная жизнь.
– Если вам будет дурно, – говорил он. – то и мне будет дурно. Я отвечаю своею головою.
– А какая мне польза в твоей голове, когда мне дурно будет! – воскликнул королевич. – Видно, уж так Богу угодно, – прибавил он, – если король и все его приближенные так решили. Много я на своем веку постранствовал и так воспитан что умею с людьми жить. Одна моя надежда на доброту царя…
– И в этой надежде… ваша милость… не обманется. – поспешил заявить Марселис– Царь Михаил Федорович – государь большой доброты и кротости, и если увидит ваше к себе расположение, то ничего для вас не пожалеет. Подумайте ведь вы будете первым человеком в обширном и могучем государстве!
Итак все было решено. Но надо отдать справедливость королю Христианусу
– он вовсе не приневоливал сына, он в последнюю минуту говорил ему:
– Я решился на разлуку с гобою, Вольдемар, только в надежде на твое счастье, если же ты хочешь остаться – оставайся.
И Вольдемар остался бы, если б как раз в эти дни не поссорился с одной хорошенькой женщиной, с которой был очень дружен в последнее время. Но он поссорился с нею и захотел доказать ей, что вовсе не считает себя несчастным от этой ссоры, что легко может обойтись без порванной дружбы и даже совсем пренебрегает ею.
Вольдемар пренебрег даже слезами и воплями своей матери, разлукой со всей семьей.
Он недаром говорил Марселису, что много постранствовал и привык встречаться с новыми людьми и
Он быстро набирал свой штат и с двумя королевскими послами, Олафом Пассбиргом и Стрено Билленом, отплыл из Копенгагена в середине осени.
Королевич направился в Данциг, чтобы через польские, а не шведские владения ехать к Москве.
На пути он на некоторое время остановился в Вильне, где был встречен с большими почестями и ласкою королем Владиславом.
В его честь дано было несколько блестящих праздников. На этих праздниках он совсем очаровал поляков, а главное – полек, своей красотой, ловкими манерами и знанием французского, а в особенности итальянского языка, бывшего тогда в большой моде.
XVII
После скучного пути, во время которого единственным развлечением для Вольдемара были беседы с Марселисом, начавшим знакомить его с русским языком, пребывание в Вильне показалось юноше раем. Блестящий двор Владислава, ряд празднеств, лестный прием, умильные взгляды польских красавиц – все это вскружило голову самолюбивому и честолюбивому юноше.
Ему не хотелось выезжать из Вильны, но все же благоразумие взяло верх, он не замешкался с отъездом и выехал в самом лучшем настроении духа, обещая королю и придворным снова навестить их при первой возможности.
С этого дня все изменилось вокруг Вольдемара. Все неприятные впечатления его первого приезда в Москву исчезли: все ему стало нравиться, даже наступившая холодная, снежная зима.
Ему доставляло большое удовольствие мчаться по безбрежной белой, ослепительно сверкавшей на солнце равнине, закутавшись в богатую соболью шубу, обернув себе ноги выделанной, подбитой алым бархатом медвежьей шкурой.
Покойно развалясь в просторном, удобном возке, он внимательно слушал бесконечные рассказы Марселиса. Рассказы эти не могли не быть интересными: хитроумный посол провел такую разнообразную жизнь, входил в сношения с такими различными людьми, столько навидался в различных странах. Главное, Марселис сразу попал в точку, снова заинтересовал Вольдемара до последней степени царевной Ириной.
Он признался ему, что перед своим отъездом в Данию видел царевну.
– Я не сразу взял на себя это трудное и щекотливое поручение, – говорил Марселис, – мог ли я за него взяться без уверенности, что не наживу себе такого врага, как ваша милость? Вот вы считаете меня, и не без оснований, конечно, одним из главных виновников вашего теперешнего переселения в Москву, в каком же бы я был положении, если б невеста вам не понравилась? Ведь вы стали бы меня во всем обвинять, вы меня возненавидели бы!