Жених в наследство
Шрифт:
"Ты примешь свою силу, когда наступит время", — сказала ему как-то Муфра. Сказала как бы между прочим, прервав этими словами разговор о другом. Он их запомнил, хотя тогда и не хотел в них верить.
Да, время наступило. Но как бы не оказалось, что оно наступило ещё раньше, а он не заметил, как бы не вышло, что он слишком поздно решился "принять свою силу" и теперь этой самой силы не хватит, чтобы спасти ту, что внезапно стала так… бесконечно дорога.
Не дороже всех, потому что это и сравнивать было невозможно и, казалось, никем он не дорожил в этом мире. А — бесконечно.
ГЛАВА 46.
Постройка, которую Верен даже в мыслях не мог назвать Святилищем, встретила его уже знакомой пустотой. Заполнено было лишь материальное пространство, но на ином уровне, том, что воспринимается внутренним зрением и душой — пустота… Мёртвые изваяния, холодные стены, ни благоговения, ни ощущения силы. А ведь ниже должен находиться Источник огромной мощи — такой же, как рядом с замком князя Теновии, если не сильнее.
Верен быстро осмотрелся и замер, закрыв глаза. Да… Нет! Она проходила здесь, была здесь… Здесь обрываются её следы — прямо рядом со смертельной преградой, отделившей Источник и подлинное Святилище от этих пустых и холодных стен с изображениями богов, в которых, кажется, не вложено ни частицы таланта и веры.
Верен опустился на колени рядом с зелёным маревом, затягивавшим округлый участок диаметром около трёх метров, где пола не было, где под смертоносным туманом должна быть лестница. Снова закрыл глаза, стиснул зубы.
Неужели… Она сейчас лежит где-то там — внизу — пустая оболочка, как и эти стены, пустая, мёртвая и холодная. На него навалилась такая тяжесть, что сердце билось будто через силу, с каждым ударом преодолевая сопротивление духа, не желавшего больше держаться за жизнь, приносящую только потери.
Нет! Не может быть… Она не могла умереть! Он бы почувствовал! Верен поднялся и снова обошёл помещение, прикрыв глаза, ощупывая пространство вокруг сверхчувственным зрением.
Ошибки не было. Она пришла. И не уходила. Значит — она внизу. Живая, что было бы невероятным чудом, — или мёртвая. Внизу. И он будет рядом с ней — живой или мёртвый. Всё равно.
Мысли о долге были такими… лёгкими, что он тут же отшвырнул их прочь. Он не станет служить миру, который отнимает у него всё, что дорого! Обойдутся и без него как-нибудь. И вновь он закрыл глаза. Какая форма лучше всего защищена?
Нет… не было сил думать, рассуждать… Сердце теперь колотилось так, что в груди было больно. Оно ещё верило и надеялось — вопреки фактам, вопреки всему. Она не могла умереть. Чёрная птица взвилась в воздух, гулко хлопнули мощные крылья и с глухим отчаянным "крро" огромный ворон устремился вниз — через убивающее зелёное марево.
— Защитник-то твой рядом… — протянула шаманка, когда она и Полина были уже рядом со Святилищем. — Тяжко ему… Но и это во благо. Пора ему проснуться для жизни. Такие, как он, не сразу силу свою обретают, ему больше времени нужно, чем прочим, но уже не осталось его… Нет больше времени. Наследники могут погибнуть!
— Какие наследники? — осторожно спросила Полина.
— Ты найти их должна, — прошептала гиена, вернее — её мысленный голос в голове у Полины.
— Но где их искать?
— Они сами тебя найдут…
— Так
— Вы найдёте друг друга, чего тут непонятного? — гиена фыркнула. — Главное… главное, чтобы ты им помогла.
Полина вздохнула.
— Я, конечно, не против. Но ведь у меня может не получиться! Почему вы сами им не поможете, если всё знаете?!
— Эх… девочка… Если 6 мы могли! Что можем, то и делаем. Много чего делаем! Разве тебе не помогали?! И браслетик твой защитный от такой же шаманки, как я! Но больше вмешиваться — права не имеем. Тот, кто всё знает, тот действовать не может! Или одно… или другое. Или знаешь, или свободу имеешь…
— Сердце доброе твоё помочь может. Больше ничего сказать не могу. Хотя… вот ещё одно — подарок тебе от Шере-Лоа-Ри и от сестры-шаманки: браслет твой укрыть может от лишних глаз и ушей. Коснись камня, обведи пальцем рисунок, что вдоль браслета идёт, и скажи: "Окружи нас кругом нерушимым, темнотой укрой, тишиной и пологом незримым ото всех закрой". Это если наедине с кем-то побыть хочешь, — гиена осклабилась и вывалила пятнистый язык. — Объясняю для самых сообразительных. — Она ткнулась мокрым носом в браслет.
— На эту ночь тебе хватит. До рассвета надёжно укроет. Ну а дальше беречь тебе его силу придётся, она не бесконечна. — Г иена скептически прищурилась. — Но сегодня не береги. Ничего не береги сегодня… Такое время бывает, когда надо всё отдать, душу раскрыть, сердце излить… — забормотала она и снова потрусила вперёд.
— Сегодня такая ночь у тебя. А там, как знать… что дальше будет… как знать… Даже мы, шаманки, твою дорогу неясно видим, даже мы… Силу-то используй сегодня!
— снова повысила она голос. — Я её дала, а то задаром пропадёт… Сила заёмная в нём не удержится. На одну ноченьку хватит… И чтобы выбраться отсюда — хватит. И Защитника вывести… Должно хватить… — добавила шаманка вроде бы с сомнением.
— Если любовью силу подкрепишь… Тогда хватит. — Она на миг задумалась — Я говорила тебе или нет… Эх, память у меня уж не та! Та пелена, что укрывает вход, она убивает!
— Что?! — опешила Поля.
— Убивает она, говорю! Смертельно это… Тебя браслет защитил…
Впереди показался выход в Святилище.
— Ну, храни тебя Тена! — сказала шаманка, и гиена с неожиданной для такого массивного зверя ловкостью развернулась и почти мгновенно растворилась в темноте.
— Спасибо… — прошептала Полина, глядя ей вслед.
— Да не стой столбом! — рявкнули из темноты. — Хоть ты и суслик, — мысленный голос хихикнул. — Силой своей поделись… погибнет ведь…
— Кто погибнет? — встрепенулась Поля.
Но темнота молчала. Зато откуда-то сзади и сверху раздалось уже знакомое глубокое и словно бы пропитанное отчаяньем "крро… кррро!" Полина так и подпрыгнула на месте и даже, кажется, прямо в воздухе развернулась лицом к звуку.
Клубящееся болезненной зеленью пятно, которым заканчивалась ведущая наверх лестница, разрезало что-то чёрное, стремительное. Отчаянный взмах крыльев… Один, другой… Огромный ворон… Но он не летит… Он падает! На лестницу, глухо ударившись о ступени, рухнуло уже не птичье, а человеческое тело.