Женись на мне, дурачок!
Шрифт:
Ну, это она так сказала — мальчик, а я, когда приехал, обнаружил девятнадцатилетнего парня одного с собой роста. Правда, плечи у него в то время были в два раза уже моих, но пара лет усиленных тренировок свели разницу к минимуму.
Я искренне привязался к лорду и жил в его доме даже не на положении гостя, а скорее брата. И когда Кларисса предложила Зигелю погостить у нее, а меня оставить в замке под его личиной, согласился не раздумывая.
И, как оказалось, правильно сделал. Не прошло и трех дней с того часа, как за Клариссой
Ортензия наконец притопала к костру, умостилась на половике, который я достал из повозки, и с тоскливой миной долго жевала пирожок, запивая простоквашей, в которую превратилось молоко.
А я тем временем, не обращая внимания на ее кисленькое личико, устраивал ночлег. Снял сиденья и спинки от скамеек и уложил их на полу. Прикрыл дерюжкой, снятой с кучерского места, сунул в изголовье мешок с остатками овса. Больше у меня ничего не было, но если опустить полог и накрыться плащом, то можно кое-как подремать до рассвета.
Осталось только загасить догорающие угольки и проверить лошадей, чем я немедленно и занялся.
Стреноженные лошади, хорошо напоенные в ручье, стояли у своих корзин с овсом и мирно жевали, костру хватило пары горстей песка.
— Полезай в повозку, пора спать! — скомандовал я миледи, ставя на борт зажженный огарок свечи.
— А… ты? — дрожащим голоском проблеяла она, помедлив с полминуты.
— И я, — ехидно хихикая про себя, подтверждаю ее опасения самым безразличным голосом.
Неужели непонятно по моему поведению, что женщиной в таком обличье она совершенно не воспринимается?
Тем более желанной женщиной. А Зигель, вернее, я в его личине, абсолютно не похож на изголодавшегося по любой женщине каторжанина.
— Я… тут переночую. Возле костра, — несчастным голоском сообщила миледи, видимо ожидая, что благородный лорд немедленно объявит, что сам готов спать на крошечном половичке у погасшего костра.
Да не на того напала! Вот настоящий Зигель тот вполне способен был на такую глупость, но я-то вовсе не он!
— Как хочешь, — равнодушно пожал я плечами и полез в повозку.
Это даже хорошо, что мне повезло разместиться тут первым, у нее точно не хватило бы сообразительности, как правильно улечься в таком тесном закутке, чтобы было куда вытянуть ноги.
— Между прочим, — громко зеваю, устроившись с максимально возможным удобством, но пока не гашу огарок, — ночью здесь бродят волки. Да и змею я неподалеку видел, а они ползут именно на тепло.
И словно в подтверждение моих слов неподалеку что-то хрустнуло. Наверное, веточка под ногами лошади, лениво подумал я.
Однако миледи рассуждать о том, что это такое хрустит, не стала. С невиданной доселе ловкостью вскарабкалась в повозку и, наступая мне на ноги и на руки, заполошно полезла в самый дальний угол. Где в
И она первая сообразила, что ей придется несладко, если перепуганной девице удастся по ней потоптаться. Видно, потому и отдала рукам мгновенный приказ перехватить угрозу заблаговременно. А руки у меня всегда беспрекословно слушают то, что им приказывает голова. Вот и в этот раз моментально сгребли ничего не соображающую от страха девицу и крепко притиснули к груди. Моей, разумеется.
Чтобы дать ей время прийти в себя и успокоиться. Однако девица все поняла в меру своей испорченности. Приходить в себя и успокаиваться она не стала. Наоборот. Взвизгнув с такой силой, что у меня заложило уши, дама начала брыкаться, кусаться, щипаться и материться так, словно я поймал в объятия не миледи, а пьяного конюха.
И, разумеется, мне все это очень быстро надоело. Особенно ее доскональные познания народного фольклора. Тем более что Ортензия свалила огарок и тот благополучно погас.
Я знаю лишь один способ, как заставить женщину замолчать. Действенный, но не всегда приятный. Потому сплюнул в сторонку и, стиснув миледи покрепче, накрыл губами извергающий непристойности ротик.
Сначала она вырывалась и мычала, но потом сдалась и обмякла. И тогда я ее отпустил.
— Негодяй! — прорыдала миледи и рванулась в сторону выхода, но я был начеку.
Поймал девицу и положил на приготовленное для нее место. Потом провел рукой вдоль худенькой фигурки и, нащупав сапоги, стянул их с миледи и отбросил в угол. Она горько всхлипнула.
А я ехидно хихикнул. Если бы я собирался делать с ней то, о чем подумала она, сапоги бы мне как раз не помешали. Но я хотел проснуться в чистых, по возможности, штанах, а если рядом будут грязные сапоги Ортензии, то это невыполнимо в принципе.
Я поудобнее устроился на своем месте, укрылся плащом, выделив уголок и Ортензии. А затем, сообщив ей, что если начнет шуметь и трепыхаться, то прибью не задумываясь, с чистой совестью закрыл глаза.
Глава 5
Проснулся я от холода. В неизвестно откуда взявшиеся щели проникал предутренний, чуть подмороженный воздух, и свободно гулял по моему телу. Странно, а ведь я вроде был с вечера укрыт довольно теплым плащом…
Повернувшись на бок, обнаруживаю, что мой плащ никуда не делся, просто сменил хозяина. На хозяйку. И теперь довольно плотно намотан на свернувшуюся в комок девицу.
Представив себе ее визг и ругань, если я начну это разматывать, тяжело вздыхаю и выбираюсь из повозки. Небо только начинает светлеть, но дорогу вполне можно разобрать, и я решаю не тратить время зря. Запрягаю отдохнувших лошадей, собираю все, что может пригодиться в дороге, и легонько хлопаю лошадей вожжами по бокам, мягко трогая с места.