Женись на мне, дурачок!
Шрифт:
И каждому гонцу вначале наливали полную миску густого мясного супа, а потом уже я выслушивал донесение. Впрочем, ничего при этом не теряя. Сообщения залетающих в чайхану пацанов я читал издали по их виноватым рожицам.
Ничего не нашли и люди домовладельца, хотя их было четверо. И все они знали город как свои пять пальцев, каждую подворотню, проходной магазин, незапертую калитку и удобный балкон.
На рынке уже зажглись масляные фонари, лавочники заносили в помещения разложенные на улице товары, редкие покупатели спешили приобрести то, на что днем не хватало денег или времени.
Хозяин чайханы, уже протерший тряпкой неопределенного цвета освободившиеся топчаны и столы, все чаще с ожиданием посматривал на нас. Не подходя с предложением освободить место только потому, что мы сегодня своим присутствием сделали ему неплохую выручку. Я сам видел, как ближе к вечеру его разносчики бегали куда-то в соседнее заведение за лепешками и пирожками.
Вот только его укоризненные взгляды меня мало волновали, обвиняющего взгляда других карих глаз я хотел бы миновать любым путем. Хотя точно знал — избежать объяснения с Лайли не получится.
Однако вскоре стало ясно, что прощаться с засаленной подушкой, которую мне подсунул под седалище чайханщик, все же придется. Гонцы, намотавшие по городу не один десяток лиг, уже больше получаса не появлялись. Бижан, отправивший своих наемников в ночные злачные места ловить сплетни, смирно сидел рядом, незаметно растирая под столом больную ногу. Рудо с Алимом должны были ожидать нас у Дженгула, купца из лавки Чануа.
— Пойдем, — вставая с нагретой подушки, тяжело вздохнул я, — нас уже, наверное, ждут. Да и хозяину пора закрывать заведение.
Мы не спеша вышли из дверей, чайханщик резво загремел за нами засовами, словно опасаясь, что мы раздумаем и вернемся в низкое помещение, пропахшее горелым маслом и чесноком.
Так и не дошло до него, что вовсе не чайхана нам так приглянулась. Просто, пока сидишь и встречаешь прибегающих с отчетами гонцов, все еще жива надежда — ну не этот, так следующий принесет долгожданную весть. В любом большом городе каждый день теряются люди. Особенно приезжие. Ведь каждый город — это целая система, со своими правилами, законами и ловушками. И вполне закономерно, что чаще в них попадают именно те, кто не знает правил выживания в данном месте. Не запомнил пока новичок тупичков, опасных только в определенное время суток, не понял правил общения, не поинтересовался заранее приоритетами аборигенов. И в результате стал заметен на фоне туземцев, словно над ним повесили яркий вымпел.
Проще всего в таких случаях, как ни странно, двум категориям людей. Очень богатым, окруженным заботливыми слугами и охраной и потому стоящим на особом положении. И тем, кто относится к самым низшим слоям общества и потому уже не ждет ни от кого ни понимания, ни сочувствия. Еще почти в безопасности сильные воины, наемники и вообще мужчины, которые держатся группами. А вот такие новички, как наш тургон, даже не догадывающиеся,
И не имеет значения, что после того, как им с Лайли чудом удалось вырваться из лап ограбивших их бандитов, тургон сам некоторое время был главарем организованной им шайки. В которую вошли такие же, как он, ограбленные путники и беглецы. В силу своего воспитания Тахар был самым благородным в округе разбойником, не бравшим рабов и не убивавшим путников. Банде достаточно было припугнуть небольшой обоз несколькими меткими выстрелами Лайли, целившейся только в конечности противников. Забрав продукты, деньги и ценности, банда окольными путями отправлялась отдыхать в небольшую деревню, старосте которой неплохо платила за молчание.
Вот и казался парень самому себе бывалым и неуязвимым. Обычная ошибка провинциала в большом городе.
Мы уже почти дошли до лавки Чануа, когда сзади раздался окрик, и нас догнало шлепанье босых ног по теплой еще базарной пыли.
— Господин… — Тот парнишка, которого мы так торжественно подвезли вчера до пристани, приостановился и согнулся почти пополам, чтобы отдышаться.
А меня кольнуло в сердце недоброе предчувствие.
Я шагнул к одетому в рванье гонцу и, подхватив его на руки, как потерявшую туфельку принцессу, почти бегом понес в лавку. Бижан, прихрамывая, спешил следом, и по его сопению я догадывался, что бывалый воин почувствовал то же, что и я.
Влетев в дверь, распахнутую выглянувшим на негромкий стук Дженгулом, решительно прохожу в дальнюю комнатку и опускаю испуганно сжавшегося парнишку на топчан.
— Дайте ему пить, — не успел я это произнести, как к мальчишке уже протянулись пара пиал с чаем.
— Ну рассказывай и не бойся, здесь все свои, — мягко предлагаю, дождавшись, пока гонец напьется и его глаза примут привычную раскосую форму вместо круглой.
— Мои знакомые сказали… — с сомнением поглядывая на сгрудившихся вокруг мужчин, пробормотал парнишка, — в один дом пришел странный вор…
Он ненадолго смолк, то ли давая нам понять необычность случая, то ли прикидывая, сколько можно рассказать, чтобы не выдать своих друзей.
— Ну? — не выдержал язва.
— Хозяин… его побил и велел бросить в сарай… вот… — Он протянул мне покрытый засохшими бурыми пятнами лоскут, и от одного взгляда на зеленоватую тряпку что-то оборвалось в груди.
Я сам вчера помогал тургону выбрать эту бледно-зеленую рубашку, вышитую по вырезу чуть более темным растительным узором.
— Это он… — хрипло выдавил Рудо, страдальчески поджав губы.
— Как ты достал… это? — Меня интересует возможность добраться до Тахара.
— Один слуга… продал.
— Возьми. — Язва немедленно вкладывает в его грязноватую руку несколько серебряных квадратиков.
— Это много… — неуверенно бормочет парнишка, но я решительно прерываю его протест.
— Покажешь нам, где этот дом и как можно добраться до сарая.
— Не нужно добираться, — решился наконец мальчишка. — Они сказали — пять серебряных, они его сами вывезут ночью… с мусором.