Женить нельзя помиловать
Шрифт:
– Кажется, кажется, – вспылил Андрей. – Не морочь голову хорошей девушке. С Леной тебе тоже казалось.
– Чего орёшь? Ревнуешь? – нахохлился Костя. – Я тебе, между прочим, как другу сказал, а ты…
– А я не хочу, чтобы ты, дурак, как саранча с бабы на бабу прыгал. Костян, тебе не шестнадцать, чтобы за всех хвататься. Тебя что, время поджимает? Репродуктивный возраст заканчивается? Не можешь с женщинами без вот этого вот – «у меня всё серьёзно»? Не надо серьёзно. Закругляй свою аферу и отпускай девицу. Переклинило тебя.
– Переклинило, – согласился Костя. – Я её, кажется, люблю.
– Слушай,
– Ревнуешь всё-таки?
– Нет. Хочу дожить до старости с чистой совестью. Ладно секретарша твоя – та ещё штучка. Но нормальную девчонку в подопытную жабу превращать… Зачем?
– Ни в кого я не превращаю… – обиженно пробубнил Костя.
– Костя, превращаешь! – горячо воскликнул Андрей. – Тебе ж «кажется»! Ты не уверен. Ты посмотреть хочешь. А я, типа, должен тебе индульгенцию дать? Так вот слушай сюда: я против. Она тебе точно не пара. Я тебя столько лет знаю, что прекрасно понимаю, чем это всё закончится. Они все в тебя втюриваются, а ты потом вытираешь об них ноги. Но раньше были другие. На таких, как эта твоя Света, действительно женятся. А не делают из них жену на месяц. Я ж правильно понимаю, свадьбу ты не отменил, так? Только рокировки не будет?
– Я ещё не решил.
– Отлично. Всё у нашего барина было. И сафари в ЮАР, и сёрфинг с акулами, но жить всё равно скучно! – рявкнул Вересов. – А вот свадьбы ещё не было.
– Я её люблю. На самом деле люблю, – заорал в ответ Константин. – Думаешь, я не могу кого-то любить?
– Себя если только, – честно ответил на его вопрос Андрей. И, увидев растерянность на лице друга, сложил руки крестом. – Ладно, всё, закрыли тему. Ты спросил, я ответил. А делай, как знаешь. Моё мнение – не надо никакой свадьбы.
– Да отменю я её, отменю, – поморщился Костя. – Просто пока есть повод для общения. Света думает, что готовит свадьбу Лены. Я ж пока ей ничего не говорил. Да и не особо понимаю, что сказать. То есть как сказать – понимаю, но опасаюсь, что Светлана посчитает меня идиотом.
– Правильно опасаешься. Хотя бы интуиция у тебя ещё работает.
Андрей недовольно посмотрел на друга и вздохнул. Костя всегда получал то, что хотел. Он так привык добиваться своего, что мало что могло бы его остановить. Наверное, для жизни это было не так уж плохо. А уж для бизнеса и подавно. Сам Вересов так не умел, наверное, поэтому Мануров и раздражал его своими смелыми прожектами на грани фола.
Иногда бывают дни, когда, с одной стороны, всё рушится, а с другой – чудеса валятся, как попкорн в подставленную чашку.
– Светлана, зайдите ко мне, – директор образовательного центра перехватила Свету в коридоре и пронзила таким недобрым взглядом, что у той засосало под ложечкой. – Не раздевайтесь.
Тон начальницы не предвещал ничего хорошего. Когда с человеком разговаривают таким холодным, металлическим голосом, словно заранее открещиваясь от любых его проступков и от самого провинившегося, он немедля начинает перебирать в памяти все свои преступления, начиная с ясельного возраста. И любой, даже самый чистый и честный, непременно что-нибудь накопает.
Света не накопала. То есть были, конечно, какие-то мелкие факты, которые вовсе не красили её биографию, но вот так, чтобы что-то страшное и связанное
Всё оказалось даже не плохо, а чудовищно.
Кто-то из родителей сообщил, что она вымогает деньги. И ладно бы только это.
Краснея и подрагивая от ярости, директриса рассказала, что дети жалуются на то, что преподаватель их домогается.
– Чего я делаю? – опешила Светлана, решив, что ослышалась.
– Пристаёте к мальчику-старшекласснику, который ходит к вам на занятия.
– Я? – снова ахнула Света. – К мальчику? К какому? Зачем? Что за бред?
– Вы меня извините, – брезгливо поджала губы начальница, – но это сигнал от родителей. Даже обсуждать ничего не желаю. Они не подают заявление в полицию, а я вас увольняю немедленно. Это обязательное условие.
– Да это неправда! – заорала Светлана, к которой вернулся осипший от негодования голос. – Кто это был? Кто? У меня даже с родителями конфликтов нет! Не то что с детьми! Да я старше самого взрослого из моих учеников на десять лет…
– Вот именно. И позвольте усомниться, что у родителей есть резон вас оговаривать. Зачем им это?
– Откуда мне знать? И вы что, верите в эту ахинею?
– Меня волнует только репутация нашего заведения, так что вынуждена с вами распрощаться. Пожалуйста, напишите заявление. В противном случае я уволю вас по статье.
– За домогательство? – нервно и зло хохотнула Светлана.
– За нарушение служебных обязанностей, за прогулы… Вам дальше перечислять? Давайте не будем идти на конфликт. Для вас это лучший вариант.
– Пусть они подают заявление и доказывают, – разъярилась Светлана. – Ничего не было. Я не позволю…
– Это я не позволю, – отчеканила директриса. – Прощайте. Заявление отдайте секретарю. Надеюсь, мы поняли друг друга.
Ввалившись в кабинет, где девочки пили кофе, Света разрыдалась. Её, конечно, утешали и даже обещали держать в курсе, но по общей тягостной атмосфере девушке вдруг стало ясно, что верят ей далеко не все. То есть верят, конечно, но слегка сомневаются.
Испортить репутацию можно одним неловким словом, а восстанавливать придётся кучей дел. И всё равно осадок останется, и нет-нет да и всплывёт со дна чьей-то памяти мутным воспоминанием. Как говорится, «то ли он украл, то ли у него украли, но была там какая-то история».
Пока Светлана мучительно пыталась сформулировать текст заявления об увольнении, справедливо рассудив, что бороться бесполезно, так как решение уже принято, ей позвонил Костя.
Голос у него был какой-то странный: то ли виноватый, то ли напряжённый.
– Надо вечером встретиться, – коротко сказал он. – Сможешь?
– Да, – тоже коротко сказала Света, которой было сейчас не до Кости. Эта непонятная история с жалобой выбила из головы все мысли о любви, свадьбе и сопернице.
Но, уже положив трубку, она вдруг заволновалась. Для того, чтобы дать толчок женской фантазии, нужно всего лишь внести интригу непонятной фразой, а уж выводов дама понаделает столько, что кавалеру и не снилось. Женщины умеют извлечь максимум несуществующей информации из тона любимого, тембра голоса, звукового фона и даже порядка слов в его фразе. Именно из ничего не значащих фраз они делают самые распространённые выводы из серии «я толстая», «ты меня не любишь» и «у тебя кто-то есть».