Женщин обижать не рекомендуется
Шрифт:
— Что за дела такие? — начинаю я возмущенно, но понимаю, что ситуация «задница», видя алеющее пятно на светлой рубашке одноклассника.
— Полиша, я подыхаю, — бормочет Путейцев и заваливается на своего спутника.
— Леший, Леший, — приводит тот его в чувства, хлопая по щеке ладошкой.
— Что с ним? — ору я.
— Порезали его, эти суки, — в тон мне отвечает мужик.
— Вы охренели что ли? Какого ты его ко мне притащил? Ему в больницу надо.
— Слушай, коза, закрой рот и помоги ему, — цедит сквозь зубы мужик.
— Я полицию
— Помоги моему другу, — повторяет он медленно, выговаривая каждую букву, словно я слабонервная.
— Слушай, придурок, я не врач, — так же говорю я. — Я в жизни операций не делала.
— Назовешь меня ещё раз так, прострелю башку.
— Я и не сомневаюсь в твоём профессионализме. Отпусти ствол, и оттащи его в комнату.
Наверное я бы не согласилась, если бы не этот упертый баран и Лешка, который с каждой минутой становился слабее.
На живых людях операций я ещё не проводила. Конечно, видела, пассивно участвовала, и одна из немногих среди однокурсников не упала в обморок, или не скривилась в тошнотворном спазме.
— Если помрёт, от тела сам будешь избавляться, — грожу я мужику пальцем. Да нет, вроде не такой уж и взрослый, но времени рассматривать его нет.
На диван настелила медицинских пелёнок, чтобы не испачкать его кровью, разрезала рубашку, чтобы оценить масштаб трагедии. Рана не глубокая, артерия не задета, необходимо остановить кровь и зашить.
— Тащи теплую воду, на кухне в чайнике кипячёная. Там в шкафу у окна есть аптечка, и обувь свою сними, здесь вообще-то убрано, — командую я. Действует он оперативно, следуя всем моим инструкциям, пока я провожу полевую операцию. Кровь удается остановить, правда наркоза нет, поэтому приходится накачать Леху водкой. Руки дрожат от волнения, но мне удается аккуратно зашить рану. Напоследок делаю повязку, колю ему антибиотик для предотвращения воспалительного процесса и устало сажусь на пол у дивана.
— Уколы сам сможешь делать? — уточняю я у своего ассистента.
— У нас есть знакомый врач в области, он за ним присмотрит.
— Какого хера у вас здесь произошло? — уточняю я.
— Не твое дело.
— Раз не мое, собери это все в мусорный пакет — указала я на окровавленные тампоны и пеленки.
— Слушай, медик здесь вроде ты, — огрызнулся он.
— Вот именно, я — медик! А от мусора избавляются санитары. Вперёд, почувствуй себя частью моего мира. А медику нужно в душ.
Долго стояла под тёплыми струями воды, чтобы снять напряжение и дрожь в конечностях. Стресс, он и в Африке стресс. Надеялась, что это все были лишь галлюцинации от усталости или сон, пока я откисаю в ванной. Но нет. Когда укутавшись в мягкий халат, я вышла из своего укрытия, незваный гость сидел на МОЕЙ кухне, на МОЕМ месте и ел МОЙ ужин. Вот такая несправедливость.
— Садись, я тебе тоже подогрел, — указал он на свободный стул, не отрываясь от трапезы.
— Премного благодарна, сэр! Но Вы не забыли,
— Спасибо! Очень вкусно! А почему она с тремя ногами? — проигнорировал он мое замечание.
— Родственница у меня живёт под Припятью. У нее и курочки вкусные, мяса много, и картошечка родиться.
— Твою иронию я оценил, — хмыкнула он. — Завтра вечером приеду за Лешкой, — поднялся он с места.
— Э, нет, друг, так дело не пойдет, — преградила я ему путь. — В десять утра вернётся моя тётка с дежурства, и объяснять ей, что делает в нашей квартире исполосованный Путейцев, я не собираюсь. Церемониться она не будет, поэтому полиция прибудет через пять минут после ее прихода.
— Ты ведь понимаешь, что я могу сделать ей очень больно, — произнес он полушепотом, когда тембр его голоса принял безумно красивое звучание. А знала ли я об этом?
Я подошла ближе и задрала голову, смотря ему прямо в глаза. Красивый… глубоко посаженные глаза, взгляд с прищуром, тонкие чувственные губы, волевой подбородок, прямой нос, четко очерченные скулы… Да, несомненно он красив. Единственное, что портило его лицо, это был шрам на правой стороне, начинающийся от уголка губ, и заканчивающийся на щеке. Рубец неаккуратный, выполненный, скорее всего, не профессионалом, но судя по цвету, очень старый. Взгляд его этот, действительно, таил опасность, плотно сжатые губы говорили о его решительности. Да, я верила в его угрозы, он определенно мог причинить вред. И я его боялась. Он как хищник, непредсказуемый, опасный…от этого более привлекательный, хотя вкус совсем не мой.
Вот бабы! Ей тут расправой угрожает, а она оценивает мужика. Хотя, какой он мужик? Ему явно и тридцати ещё нет.
— Женщине? Да, ты просто герой! — нагло смотрю на него, и понимаю, что меня начинает колотить мелкая дрожь.
— Еще одно слово, крошка…
— И ты сделаешь со мной то, что хотел сделать с моей тетушкой, — заключила я. — Ты пришел в мой дом с просьбой о помощи, я помогла. Я никого сюда не приглашала, и проблемы мне не нужны, ни с вами отморозками, ни с полицией. Можешь подождать, пока Путейцев очухается, и катитесь ко всем чертям. Убьешь? Пожалуйста, — развела я руками, — делай, только не нужно сыпать угрозами.
— Ты типа отчаянная?
— Я типа устала, — я вытянула вперёд руки, чтобы показать, как они дрожат. — И типа, действительно, нервничаю. Но эта ситуация меня ой как бесит.
— Ладно, твоя взяла! До дома он дотянет?
— Дотянет! Обезболивающее на тумбочке около дивана. Но лучше сразу его вези к врачу. Я всего лишь студентка, умею только куриц штопать. А завтра мне рано вставать, поэтому захлопните за собой дверь, и забудьте сюда дорогу. То же можешь и этому идиоту передать.
А на утро меня уже встречала пустая квартира. Они ушли, оставив ощущение, что все мне приснилось. Но пакет с окровавленным мусором, и недоеденная курица в холодильнике говорили об обратном. До прихода Веры нужно тут прибраться. Вечером позвонила Рима с грустным голосом.