Женщина фюрера, или Как Ева Браун погубила Третий рейх

Грейгъ Ольга Ивановна

Однако, чем ближе час приближающейся окончательной битвы, тем с большим количеством проблем я сталкиваюсь. В немецкой народной массе не популярна любая война, а война против Англии особенно, ибо немецкий народ считает англичан братским народом, а войну между нами — трагическим событием. Не скрою, что я думаю так же, и уже неоднократно предлагал Англии мир на условиях весьма гуманных, учитывая нынешнее военное положение англичан. Однако оскорбительные ответы на мои мирные предложения и постоянное расширение англичанами географии военных действий с явным стремлением втянуть в эту войну весь мир, убедили меня, что нет другого выхода, кроме вторжения на острова и окончательного

сокрушения этой страны.

Однако, английская разведка стала ловко использовать в своих целях положения о «народах-братьях», применяя не

без успеха этот тезис в своей пропаганде. Поэтому оппозиция моему решению осуществить вторжение на острова охватила умы многих слоев немецкого общества, включая и отдельных представителей высших уровней государственного и военного руководства. Вам уже, наверное, известно, что один из моих заместителей, герр Гесс, я полагаю, в припадке умопомрачения из-за переутомления, улетел в Лондон, чтобы, насколько мне известно, еще раз побудить англичан к здравому смыслу, хотя бы самим своим невероятным поступком. Судя по имеющейся в моем распоряжении информации, подобные настроения охватили и некоторых генералов моей армии, особенно тех, у кого в Англии имеются знатные родственники, происходящие из древних дворянских корней. Эти генералы, не понимая всей недопустимости подобных взглядов, когда их стране навязана война, пытаются сделать что угодно, чтобы сорвать планы вторжения в Англию.

В этой связи особую тревогу у меня вызывают следующие обстоятельства.

При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах, вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами.

Уверяю Вас честью главы государства и нашими особыми обязательствами по совместным делам в Южном полушарии, что это не так.

Со своей стороны, я также с пониманием отношусь к тому, что Вы не можете полностью игнорировать эти слухи, и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск.

Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск.

Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками.

В подобной обстановке я совсем не исключаю возможности случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях такой концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт остановить.

Я хочу быть с Вами предельно откровенным.

Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от ее судьбы и сорвать мои планы.

Речь идет всего об одном месяце.

Примерно 15–20 июня я планирую начать массированную переброску войск на Запад с Вашей границы.

При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших свой

долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не давать им никакого повода. Если же провокации со стороны каких-нибудь из моих генералов избежать не удастся, прошу Вас, проявите выдержку, не принимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи. Только таким образом мы сможем достичь наших общих целей, которые, как мне кажется, мы с Вами четко при личных встречах согласовали.

Я благодарю Вас за то, что Вы пошли и сейчас мне навстречу в хорошо известном Вам вопросе, и прошу извинить меня за тот способ, который я выбрал для скорейшей доставки этого письма Вам.

Я продолжаю надеяться на Вашу встречу со мной в ближайшее время или в июле сего года.

Искренне Ваш Адольф Гитлер.

14 мая 1941 года».

Канал связи между фюрером и вождем являлся личной прерогативой и обязанностью Митрополитова. Человеком, который координировал весь перелет «юнкерса» от Берлина до Москвы, и человеком, приехавшим за портфелем из крокодиловой кожи, в котором лежало тайное послание, был он же, Митрополитов — будущий патрон моего рассказчика Олега Грейга.

Будучи в 70-е годы ХХ века сотрудником закрытого ведомства, референтом члена ЦК КПСС Митрополитова, О. Грейгъ (по его словам) прочел то давнее письмо. Ему предстояла секретная операция: поход на ПЛ в Антарктиду, а затем посещение Патагонии (где скрытно ото всех все еще проживал глубоко состарившийся «преступник № 1»), и потому в рамках подготовки ему были предоставлены многие уникальные свидетельства.

— Тот, кто начинает войну, зачастую считает, что война вызвана стремлением к справедливости, — той, как ее понимает инициирующая военные действия сторона. Надеюсь, ты согласен с тем, что сколько народов и даже индивидов, столько и мнений по вопросу о справедливости, — играя уголком папки, в котором принес письмо, заговорил Митрополитов.

— Да, товарищ секретарь ЦК, — ответил референт.

— Война всегда преследует конкретные цели, одних интересуют деньги и богатства, других завоевание территорий. Те, кто не имеет целью поживу на чужом горе или перераспределение собственности в мире, глубоко убеждены, что воюют с народом, которому нужно очищение от какой-то болезни, поразившей все социальные слои. Как делали когда-то инквизиторы, очищая общество от ведьм, разврата и педерастии… снимали паразитов с тела общества… Конечно, и инквизиция, и война несет смерть. Но тот, кто идя с подобными помыслами, побеждает, становится национальным героем, личностью, чье имя сохраняется в веках. Но, парадокс: если же он в силу каких-то обстоятельств терпит поражение, свое видение этой личности высказывает победившая сторона, — она делает его преступником мирового масштаба.

— Хотите ли вы этим сказать, что тот, о ком я сейчас думаю, считал свою роль перед человечеством преступной? Ведь с ним же так поступила победившая сторона?

— Отчего же ты не спросишь его об этом сам? — бывший соратник и незаменимый помощник Сталина иронично улыбаясь, потрогал щеточки усов и ответил: — Он считал свою роль в какой-то мере ошибочной. Впрочем, это его уже давно не волнует. Как говорят, на том свете ответят все, каждый за свое.

Как это ни покажется странным читателям, тот собеседник, чьему слову мне хочется верить, действительно имел возможность лицезреть и даже разговаривать с человеком, который некогда вызывал животную страсть у экзальтированного населения, обожание миллионов человек, веривших в его миссию и одновременно — наводил ужас на большую часть народов планеты.