Женщина из клетки (сборник)
Шрифт:
И сказал уже совсем другим тоном, уверенным каким-то, как будто изрек глубокую истину:
– Все страхи – это выдумка твоего ума, Надя… Бояться не надо… Надо просто делать…
И добавил:
– Вместо того, чтобы бояться, нужно просто делать…
И сказал уже легко, даже весело:
– Ложись, девочка… Ложись, моя кошечка… Ложись по-хорошему…
И она легла. Легла, потому что поняла – не отстанет он. И потому что поверила вдруг ему. Просто поверила рукам этим, что они не уронят ее, не отпустят. И – на руки эти откинулась,
– Ты рукам моим отдайся и расслабься… И не бойся ничего…
И она – отдалась. Просто на воду легла, и даже рук его под собой не почувствовала.
Почувствовала только, как вода приняла ее ласково, и тело ее стало невесомым и легким. И она даже глаза закрыла, чтобы ощущением этим насладиться.
И так и лежала на его руках.
И не боялась ничего.
Потому что держал он ее.
И вода ее держала.
И такое это было наслаждение – невесомость собственная и легкость…
И – небо над головой такое глубокое и далекое, когда глаза открываешь…
И чайки там, над тобой проплывают…
И – снова можно глаза закрыть и просто быть невесомой…
И чувствовать себя – водой… Или водорослью – послушной воде… Или рыбой, частью этой воды…
Или ощутить вдруг совсем неожиданное: почувствовать себя частью этой границы, между водой и небом. Как будто ты – часть воды и ты же – часть неба. И через твое тело – соединяются они друг с другом…
И так все это было хорошо, что лежала она на его руках и улыбалась…
И потом, уже лежа на песке, подставив всю себя солнцу, лежала и улыбалась.
И думала с благодарностью:
– Хороший он, Павел… Хороший…
День был солнечный, яркий, необычный какой-то был день. Или – казался он ей таким необычным. Потому что – необычное что-то происходило с ней. Необычное и нетипичное. И все, что произошло с позавчерашнего дня – было необычным и непонятным, и волнующим, и тревожным, и опасным, и сладким, и – невероятным. Но все это было. И встреча их странная, и ночь какая-то животная, безумная. И день – тревожный и смешной и опасный, и мудрый какой-то день, правильный. Потому что – правильно было это – руки его, которые ее поддерживали в воде, и доверие ее к этим рукам, которое она ощутила. И слова его о жизни – простые какие-то и правильные слова, против которых не поспоришь – потому что – с чем тут спорить.
И сегодня, когда пришли они на пляж, и он снял майку – образовался вокруг них пустой круг. И – смешно ей стало. Потому что – так глупо это – по внешнему виду о человеке судить.
Но, смутилась она сама от своих мыслей, потому что еще два дня назад наколок его испугалась, испугалась, что он – уголовник. А какой он уголовник? Разве уголовники такими бывают? И она задумалась, было – а какие бывают уголовники, и – не могла ответить. Потому что – Бог их знает – какие они. Может, он и есть самый настоящий коварный и жестокий уголовник…
И –
Еще вчера, когда ушли они с пляжа и ходили долго, просто гуляли, просто молчали, или – смеялись чему-то, что казалось смешным им двоим, поняла она: раз послал ей Бог этого человека, значит, есть в этом какой-то высокий Божий замысел. А зачем послал, и что должна она понять – время покажет.
И смирилась она со всем происходящим. Смирилась и приняла все происходящее. Поэтому, когда он к дому своему повернул и ее за плечи приобнял – ничего не сказала. Просто пошла с ним. И была покорной и послушной. И он, как бы смутившись от покорности ее и послушности, был с ней другим. Нежным каким-то и медленным.
И спать легли они рано. И заснули в объятьях. И так чудно было ей утром проснуться в его объятиях, и удивилась она – не мешали они ей спать. Не мешало ей спать присутствие другого человека.
А ведь всегда не высыпалась она с мужем на тесной их кровати. И потом, когда купили они двуспальную кровать, раздражало ее, когда муж во сне на нее руку или ногу закидывал.
А тут – всю ночь они переплетенные телами спали – и так сладок был этот сон. И утром он любил ее. Любил сильно, бурно, и кровать эта панцирная вся ходуном ходила, и она подумала было, что мамаша, как он звал свою мать, услышит этот шум, но только недолго она об этом думала – опять что-то живое, сильное в нем, завело ее, и была она неожиданной для себя. Да, впрочем, уже мало она чего соображала…
Она посмотрела на него, а он встретил ее взгляд открытой своей улыбкой. И потянулся, и сказал:
– Ну что, Надюха, что, моя кошечка, – пойдем тела окунем… Пойдем взбодримся…
И она только головой кивнула согласно. Потому что куда он, туда и она. Раз уж выбрала она смирение – значит, будет смиренно все принимать.
И они купались, долго плескались в воде. И он опять держал ее на своих руках, и она отдаваясь этим рукам, переставала чувствовать свое тело, как будто становилась она в его руках невесомой.
И – странно ей было: всю жизнь она все только и делала, чтобы быть весомой, важной. И училась на отлично, и диплом защитила лучше всех, и докторскую написала прекрасную, и везде она была уважаемой, и почитаемой, и авторитетной. И – столько лет нужно было эту весомость создавать, чтобы понять, что счастье – это просто когда ты лежишь на воде на любимых руках и чувствуешь свою невесомость.
И она сама даже не заметила, как подумала она это – на любимых руках. Хотя – чего было удивительно. Руки эти ее любили. И она их уже любила. И – как можно было не полюбить такие руки? Мужские это были руки. Сильные. Властные. Умелые. И что – что с наколками… Кому эти наколки мешают…