Женщина нашего времени
Шрифт:
Харриет не требовалось дальнейших приглашений. Она хранила в секрете Каспара в течение трех дней. После первого дня он позвонил ей, а потом позвонил ей снова и попросил ее поехать с ним в Брайтон на уик-энд. Он считал, что она должна быть свободной, и Харриет освободилась, хотя она договорилась о встрече с Робином.
— Брайтон, — говорил ей Каспар, — наилучшее место для любовных дел. Морской воздух и потрепанное великолепие — возбуждающее сочетание.
Харриет отметила для себя слова «для любовных дел». Она чувствовала, что счастье и возбуждение разгораются внутри нее,
— Ты никогда не догадаешься. Это невероятно, — рассмеялась она.
— Не заставляй меня угадывать. Просто расскажи мне.
Харриет рассказала ей, что она влюбилась, а потом — в кого влюбилась и как.
Джейн слушала и, несмотря на свое настроение, увлеклась. Образы быстрых автомобилей и ресторанов на берегу реки, орхидей, убегающих детей и огромных пустых домов были достаточно яркими, а потом еще знакомое лицо Каспара Дженсена ожило между ними.
«Неужели это та самая Харриет, — подумала она, — которая варила суп с лапшой на этой кухне и занимала освободившуюся спальню наверху, потому что ей некуда было идти».
— Мне все равно, что произошло, ты понимаешь, — закончила Харриет, — я просто хочу быть с ним. Я не могу без него. Я никогда не чувствовала такого раньше.
Джейн кивнула, хотя она тоже никогда этого не чувствовала. «Интересно, — подумала она, — могла бы я такое почувствовать, я бы могла выглядеть так, как выглядит сейчас Харриет?» В той ситуации, в которой она пребывала сейчас, эти размышления показались ей нелепыми.
— Это, действительно, история, — произнесла она вслух, — не удивительно, что ты выглядишь так, как будто готова взорваться от этого секрета.
— Это не слишком большой секрет, — ответила Харриет менее задумчиво, чем могла бы, — особенно с сегодняшнего вечера.
Она достала из своей сумки свернутую газету и толкнула ее по столу, уверенная, что Джейн может увидеть только ее название «Гардиан».
— Я счастлива за тебя, если ты счастлива, — сказала Джейн, а затем развернула вечернюю газету.
Там были колонка светской хроники и фотография. Харриет повернулась к Каспару, защищая его, испуганная человеком, который выскочил перед ними, однако на неясной фотографии она выглядела нежно прижавшейся к его плечу так же робко, как любая молоденькая актриса.
Джейн прочитала короткую статью. Там было, в основном, о Каспаре и Клэр, а Харриет фигурировала, как «предприимчивая деловая женщина Харриет Пикок, более известная как «Девушка Мейзу». Сама «Мейзу» была описана, как «трагическая игра военнопленного, которая стала модной во всем мире», и статья заканчивалась неизбежным заключением: «В какую игру может сейчас играть Каспар?»
— Господи, — проговорила Джейн, опустив уголки рта, — как ты можешь переносить вещи такого сорта, написанные о тебе?»
— Бывало и хуже, как ты знаешь, — ответила Харриет. — Она внимательно посмотрела на Джейн, а потом спросила: — В чем дело? Ты стала очень бледной.
— Меня сейчас вырвет, — объявила Джейн, — вот в чем дело.
Она вышла на десять минут. Харриет попыталась
Когда Джейн вернулась, она обессиленно прислонилась к дверному косяку, однако пятна румянца снова начали появляться на ее щеках.
— Вечерняя тошнота, — сухо объяснила она. — Разве ты не видишь, что все идет по плану?
Харриет глупо уставилась на нее.
— Ты беременна? — наконец спросила она.
— Я беременна, — признала Джейн без энтузиазма в голосе.
— Это хорошо? Или плохо? — мягко спросила Харриет.
— О, черт! — ответила Джейн. — Я, действительно, не знаю.
Она чувствовала, что готова заплакать, но она не хотела, чтобы эта новая Харриет видела ее плачущей после этой истории о Каспаре Дженсене, Брайтоне и неожиданной, пугающей любви.
— Как беременна?
Джейн шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной руки.
— На сто процентов. Тут нельзя быть наполовину, как ты понимаешь.
— Я имела в виду, как давно?
— Десять, одиннадцать недель. Мне сказали, что рвота прекратится через две-три недели.
Харриет воспринимала новую информацию, укладывая ее в существующую ситуацию. Привлекать логику для решения возникающих проблем стало у нее привычкой. Через несколько секунд она сказала:
— Ты говорила мне на Рождество, как сильно ты хочешь ребенка. Ты помнишь? Ты говорила, что ты ощущаешь эту потребность, как боль.
— Да, я помню. — Джейн почувствовала, что ее собственная способность рассуждать покинула ее.
Знакомые точки зрения, казалось, сдвинулись, оставляя за собой что-то искаженное. Она хотела ребенка, Харриет права. Особенно сильно она хотела ребенка от Дэвида, причем вместе с Дэвидом, хотя Харриет ничего не знала об этом. Она достаточно старалась за них обоих в то короткое время, когда они были вместе, но составные части упрямо отказывались соединяться, и, в конце концов, получили по заслугам.
Дэвид вел себя так, как, по ее подозрению, он был вынужден себя вести. Но Джейн была слишком практичной, чтобы думать о разбитых сердцах. В этот период она встретилась с Харриет на неудачном ланче перед Рождеством. Это было тогда, когда Харриет не удалось скрыть, что она слишком спешит, чтобы вести хоть о чем-то долгие разговоры.
— Я очень хотела ребенка.
Это было просто нелепостью, что после всех желаний и стремлений к Дэвиду этот ребенок появится в результате двух ночей, проведенных с учителем из Чатема, с которым она встретилась на конференции по компьютеризированному обучению и по обоюдному согласию не встречалась после этого. Боль, о которой она рассказывала Харриет, перешла в совсем другую боль, вызванную тревогой и неуверенностью, которые порождает одиночество.