Женщина с Альтаира

Брэкетт Ли Дуглас

И она болезненно поморщилась.

Существо, стоящее рядом с нею, почувствовало ее безмолвный приказ. Ружье поднялось, и я понял, что это конец.

Я еще раз яростно выкрикнул его имя. Дэвид находился в двадцати пяти или в тридцати футах от меня.

Я оттолкнул Марту в сторону и, пригнувшись, бросился к Дэвиду. Это было бессмысленно, но ничего лучшего я придумать

не мог.

Целую вечность спустя до меня долетел его стон. Он стонал так же, как старый Бек в тот день. Я понял, что он не хотел убивать меня.

Эриан что-то шептала. Кристалл в ее тиаре сверкал, лицо было исполнено страшной, нечеловеческой силы. Дэвид испустил низкий предсмертный вой. На его руках и шее набухли вены. Глаза женщины с Альтаира горели, как пурпурные звезды. Стволы ружья все еще целились в меня, и палец Дэвида напряженно согнулся на спусковом крючке.

Кто-то, словно ветер, метнулся мимо меня.

Кто-то в клетчатом бросился — не на Дэвида — на Эриан. Раздался вопль — не знаю чей, может быть, мой. Ружье грохнуло из обоих стволов, раскаленный вихрь пронесся над моим плечом, и горячий металл обжег мне руку, когда я в последний момент отбил ружье вверх. Выстрелы никого не задели, пули только сшибли ветви деревьев.

Дэвид с протяжным стоном выронил ружье.

Я оглянулся. Марта склонилась над каменной балюстрадой, дрожащая, рыдающая и торжествующая. В руке ее сверкала хрустальная тиара…

Я перенес обмякшее тело Эриан в дом — легкое, хрупкое, птичье тело с переломанными костями. Она упала с террасы на утрамбованную землю сада и тяжело ударилась. Волосы ее распустились и свисали через мою руку плотным пурпурно-багряным покровом, переливающимся в лунном свете.

Я бережно положил ее на диван. Она посмотрела на меня подернутыми туманом глазами и отчетливо сказала:

— Животных я могла принудить поступать против их воли. Человеческий мозг неизмеримо сложнее, а значит, и сильнее. С человеком мне не справиться.

Она замолчала. Через несколько трагических минут вновь раздался ее шепот:

— Как жаль, Раф, что приходится умирать так далеко от родного дома.

Вот

и все.

Грохот выстрелов разбудил слуг. Они сбежались к нам со всего дома.

Я сказал им, что Дэвиду показалось, будто в сад проникли грабители, и он выстрелил, а Эриан от неожиданности упала с террасы. Они поверили. Они обязаны были поверить. Почему бы и нет? Дэвид ошеломленно сидел, сгорбившись на холодном камне, и смотрел в никуда. Я не мог заговорить с ним, не мог дотронуться до него. Я велел слугам увести его в дом и позвонить кому следует в город. Затем я увел Марту в ее комнату.

— Все будет в порядке, — успокаивал я ее. — Несчастный случай. Говорить буду я сам. Ты не будешь даже упомянута.

— Мне наплевать, — заявила она охрипшим голосом, — мне на все, абсолютно на все наплевать, лишь бы только ты был жив и здоров.

Она судорожно обняла меня, крепко, до боли.

— Мне жаль, что я убила ее. Я вовсе не хотела ее убивать. Но я сделала бы это снова не задумываясь. Сделала бы еще раз, потому что она хотела убить тебя!

Она перевела дух, стиснула меня еще крепче и перешла на крик:

— Ты дурак, ох какой же ты дурак! Зачем ты бросился к Дэвиду? Ты хотел, чтобы он выстрелил в тебя, а не в меня!

Она еще много чего говорила, однако в конце концов устала и затихла. Я уложил ее в постель, дал снотворного, и она немедленно уснула.

Оставив с ней пришедшую на вызов горничную, я спустился вниз. Мне было что сказать Дэвиду.

Вот каким образом традиции семьи Макквари, лелеемые более двухсот лет, были нарушены. Даже дом пропал, потому что никто из нас не захотел в нем оставаться. Дэвид никогда больше не пойдет в космос.

Я рад, но не удовлетворен. Что выиграли мы от случившегося? Что выиграли люди? Разве без звезд они стали счастливее?

Конечно, теперь уже поздно раскаиваться. Поздно было уже тогда, когда одетый в шкуры варвар глядел на луну и желал добраться до нее. Если у нас с Мартой родится сын, я боюсь, что Макквари снова отправятся в космос.