Женщина со шрамом

Джеймс Филлис Дороти

Стараясь скрыть свою заинтересованность и избегая встретиться глазами с Бентоном, Кейт спросила:

— А когда это было?

Дин взглянул на жену и ответил:

— В тот вечер, как мисс Грэдвин в первый раз приезжала. Во вторник, двадцать седьмого, да? Гостям полагается свою еду привозить, а потом они или в здешнем магазине ее покупают, или едят где-нибудь в кафе или в ресторане. Я обычно им в холодильнике молоко оставляю, ну и чай, кофе, сахар — это всегда, но вот и все, если только они заранее продукты для себя не заказывают. Тогда Мог для них покупает, что надо. Мистер Бойтон позвонил и сказал, что масло забыл купить и не смогу ли я ему пачку масла одолжить. Предложил, что зайдет, только мне не очень хотелось, чтоб он тут у меня на кухне все вынюхивал, и я ответил, что сам ему принесу. Было полседьмого, и в коттедже все так выглядело, будто он только что приехал. Вещи его были

свалены на полу в кухне. Он спросил, приехала ли мисс Грэдвин и когда он сможет ее увидеть, но я ответил, что не могу ничего про пациентов обсуждать и ему лучше поговорить с сестрой Холланд или мистером Чандлером-Пауэллом. И тут он, вроде бы небрежно так, стал меня про морозилку расспрашивать: давно ли она в соседнем коттедже стоит, работает ли, пользуется ею мисс Кэндаси или нет? Ну, я сказал ему, что морозилка старая, никуда уже не годная и никто ею не пользуется. Сказал, мисс Кэндаси Мога просила помочь ей от нее избавиться, а он ответил, мол, это не его обязанность. Это дело местного совета — ее забрать, и лучше пусть мисс Крессет или мисс Уэстхолл туда позвонят. Думаю, никто туда так и не позвонил. Тут он перестал вопросы задавать. Пива мне предложил, но мне с ним пить не хотелось, да и времени все равно не было, так что я ушел и вернулся в Манор.

— Но морозилка ведь была в соседнем коттедже, — сказала Кейт. — Откуда он узнал про нее? Ведь когда он приехал, скорее всего было уже темно.

— Думаю, он ее в свой прошлый приезд видел. Он, должно быть, как-то побывал в Каменном коттедже, во всяком случае, после того, как старик умер. Он очень нажимал на то, что Уэстхоллы — его двоюродные. А то мог ведь и потихоньку туда сходить, когда мисс Уэстхолл дома не было. Люди здесь не очень-то стараются двери запирать.

— А там одна дверь есть, из старой кладовки через оранжерею, — добавила Ким, — она в сад выходит. Она могла открытой стоять. Или он через окно мог морозилку увидеть. А все-таки странно, Дин, что он так заинтересовался. Это ведь просто старая морозилка. И даже не работает. Она в августе сломалась, помнишь, Дин? Ты собирался ею воспользоваться, чтобы оленину туда положить во время банковских каникул, и обнаружил, что она не работает.

Наконец-то они хоть что-то выяснили. Бентон бросил на Кейт быстрый взгляд. Лицо ее ничего не выражало, но он знал, что мысли их шагают в ногу. Кейт спросила:

— А когда она в последний раз использовалась как морозильная камера?

— Не помню, — ответил Дин. — Никто ведь никогда не сообщал, что она не работает. Нам она бывала нужна только в банковские каникулы и когда мистер Чандлер-Пауэлл гостей приглашал, тогда она могла оказаться полезной. А так — холодильник в Маноре достаточно большой, на все хватает.

Кейт и Бентон поднялись с мест, собираясь уйти. Кейт спросила:

— Вы кому-нибудь здесь рассказывали про то, как мистер Бойтон интересовался морозилкой? — Бостоки посмотрели друг на друга и энергично затрясли головами. — Тогда, прошу вас, пусть это останется строго между вами. Не надо разговаривать ни с кем в Маноре об этой морозилке.

Кимберли — глаза ее широко раскрылись от удивления — спросила:

— Это важно?

— Может быть, вовсе не важно, но мы пока не знаем, что окажется важным, а что — нет. Поэтому мне нужно, чтобы вы никому ничего не говорили.

И Ким пообещала:

— Мы никому не скажем. Вот-те-крест-и-могила. Да все равно мистер Чандлер-Пауэлл не любит, чтоб мы сплетничали, и мы никогда сплетен не сводим.

Едва Кейт и Бентон успели подняться и поблагодарить Бостоков за чай и печенье, как зазвонил мобильный Кейт. Она выслушала, подтвердила, что звонок принят, и ничего не произносила, пока они не вышли из Манора. Только тогда она сказала:

— Это А.Д. звонил. Нам надо сейчас же явиться в Старый полицейский коттедж. Кэндаси Уэстхолл хочет дать показания. Она будет там через пятнадцать минут. Похоже, мы все-таки наконец сможем до чего-то докопаться.

11

Они вошли в Старый полицейский коттедж, как раз когда Кэндаси выходила из ворот Манора, и Кейт из окна могла видеть ее крепкую фигуру, направлявшуюся к дороге. На обочине Кэндаси остановилась, посмотрела направо и налево и уверенно перешла на другую сторону, ее сильные руки мерно покачивались в такт шагам. Дэлглиш встретил ее у двери и провел в комнату, где усадил за стол, а сам вместе с Кейт сел напротив. Бентон, взяв четвертый стул, достал блокнот и поместился справа от двери. На его взгляд, Кэндаси в загородном костюме из плотного твида и тяжелых башмаках была похожа на вполне уверенную в себе жену сельского священника, явившуюся вразумить катящегося по наклонной плоскости прихожанина. Однако со своего

места он смог разглядеть единственный признак нервозности — на миг судорожно сжавшиеся руки, лежавшие у нее на коленях. Что бы она ни пришла рассказать им, было наверняка заранее продумано — она не пожалела на это времени, и Бентон не сомневался, что она точно знает, что именно готова сообщить им и в каких выражениях. Не дожидаясь, чтобы Дэлглиш заговорил, она начала свой рассказ:

— У меня есть объяснение тому, что, по всей видимости, произошло. Это кажется мне возможным, даже вполне вероятным. То, что я сообщу вам, может бросить на меня тень, но я считаю, что вам следует знать об этом, даже если вы решите отбросить мои предположения как пустую фантазию. Возможно, Робин экспериментировал с морозилкой или репетировал какой-то нелепый розыгрыш, и все сорвалось таким ужасным образом. Мне необходимо все вам объяснить, но для этого придется говорить о семейных делах, к которым убийство Роды Грэдвин прямого отношения не имеет. Я полагаю так, что все это останется строго конфиденциальным, если вы убедитесь, что наша семейная история действительно никоим образом не связана с ее смертью.

Ответ Дэлглиша прозвучал спокойно, как утверждение, а не как предостережение, однако смысл его был прямым и ясным:

— Решать, что к чему имеет отношение и насколько могут быть сохранены семейные секреты, буду я. Я не могу ничего гарантировать заранее, вы должны это понимать.

— Значит, в этом, как и во всем остальном, мы должны доверяться полицейским. Простите великодушно, но это не так уж легко дается в наш век, когда опубликованная в газетах интересная информация приносит хорошие деньги.

— Мои сотрудники не продают информацию газетам, — спокойно ответил Дэлглиш. — Мисс Уэстхолл, не кажется ли вам, что мы теряем время? Вы обязаны способствовать нашему расследованию, сообщая мне любую информацию, имеющую к нему отношение. Мы вовсе не испытываем желания причинять ненужные огорчения, и у нас хватает проблем с обработкой относящейся к делу информации, без того, чтобы тратить время еще и на то, что к делу не относится. Если вам известно, как труп Робина Бойтона оказался в морозилке, или у вас имеются сведения, которые помогут нам понять, как это произошло, может быть, нам лучше перейти прямо к ним?

Если упрек и задел Кэндаси, она виду не подала.

— Кое-что, может быть, вам уже известно, если Робин говорил с вами о своих отношениях с семьей, — сказала она. Поскольку Дэлглиш не ответил, она продолжала: — Робин, как он любит утверждать, наш с Маркусом кузен. Его мать, Софи, была единственной родной сестрой нашего отца. По меньшей мере в течение двух предыдущих поколений мужчины в семействе Уэстхоллов недооценивали, а иногда даже презирали своих дочерей. Рождение сына всегда становилось поводом для празднования, рождение дочери считалось несчастьем. Этот предрассудок и в наши дни еще не полностью изжит, но у моего деда, а потом и у отца он просто принял форму наследственной одержимости. Я не хочу сказать, что дело доходило до физического пренебрежения или жестокости. Такого не было. Но я не сомневаюсь, что мать Робина страдала от пренебрежения эмоционального, и у нее развился тяжкий комплекс неполноценности и неверия в собственные силы. Она не была умна, не была хороша собой, на самом деле она даже привлекательной не была и, что довольно естественно, с самого детства представляла для семьи проблему. Из дома она ушла, как только смогла, и получала некоторое удовлетворение от того, что перестала слушаться родителей, ведя довольно свободный образ жизни в суматошном мирке поп-музыкальной обочины. Ей исполнился всего лишь двадцать один год, когда она вышла замуж за Кита Бойтона, и ничего хуже она выбрать себе просто не могла. Я встретилась с ним всего один раз, и он вызвал у меня отвращение. Когда они поженились, Софи была беременна, но это вряд ли могло послужить ей оправданием, и меня удивило, что она решила доносить ребенка. Думаю, материнство просто было для нее новым ощущением. Кит все же обладал каким-то внешним обаянием, но я никогда не встречала никого, кто бы так явно гнался за наживой. Он был дизайнером, во всяком случае, он так себя рекомендовал и время от времени даже находил работу. В перерывах, чтобы получать хоть какой-то доход, он занимался чем попало, например, мне кажется, даже продавал по телефону двойное листовое стекло. Только все очень быстро кончалось. Тетушка моя, которая была в семье главным добытчиком, работала секретарем. Брак каким-то образом не рассыпался, скорее всего потому, что Кит жил на иждивении Софи. Может быть, она его любила. Во всяком случае, по словам Робина, она умерла от рака, когда ему было семь лет, а Кит нашел себе другую женщину и эмигрировал в Австралию. С тех пор никто о нем ничего не слышал.