Женщина в красном
Шрифт:
По периметру большого яблоневого сада росли сливовые деревья. Посадили их много лет назад для защиты от ветра. Сад начинался на вершине холма и спускался по склону. На ферме имелись два старинных каменных амбара, напротив которых располагалась фабрика по изготовлению сидра. В центре мощёного двора, в загоне для животных, сопел и хрюкал тот, к кому Дейдра приехала. Причиной визита был боров, огромный и недружелюбный. Благодаря ему Дейдра и познакомилась с владелицей фермы, эмигрировавшей из Греции более тридцати лет назад.
Боров поджидал Дейдру. Звали его Стамос — в честь
— Извини, Стамос, — сказала Дейдра. — Посмотрим твоё ухо. Да ладно, не бойся, так положено. Ты почти поправился и знаешь это. К несчастью, ты слишком умён.
Стамос мог укусить, и Дейдра действовала осторожно. Она оглядела двор: может, за ней кто-то следит? Во всяком случае, зевать не надо. Вокруг никого не было, что и понятно. Вечер поздний, все работники фермы давно дома.
— Замечательно выглядишь, — подбодрила Дейдра борова и прошла через арку к небольшому, умытому дождём огороду.
Кирпичная неровная дорожка вела к аккуратному белому домику. Изнутри доносились обрывки музыкальных фраз, исполняемых на классической гитаре. Альдара практикуется. Это хорошо. Стало быть, она одна.
Дейдра постучала в дверь, и игра тотчас прекратилась. По деревянному полу простучали торопливые шаги.
— Дейдра! Какими судьбами?
В глаза Дейдре ударил свет, поэтому лица Альдары она не видела. Но знала, что большие тёмные глаза смотрят на неё пытливо, хотя и без удивления. Альдара отступила назад.
— Входи. Слава богу, развеешь моё одиночество. Почему не позвонила из Бристоля? Ты сюда надолго?
— Не знаю. Это спонтанное решение.
В доме было почти жарко — так нравилось Альдаре. На белых стенах красовались яркие картины с изображением сельских пейзажей, безлюдных и населённых обитателями белых домиков с черепичными крышами и цветами на подоконниках, возле которых мирно стояли ослики, а в пыли у входных дверей играли тёмноволосые дети. Мебели у Альдары Папас было немного, и вся простая, хотя обивка разноцветная — голубая и жёлтая, а на полу — небольшой красный ковёр. Несколько ящерок прилепились к поверхностям, за которые могли уцепиться их крошечные лапки.
На кофейном столике перед диваном стояла ваза с фруктами, на тарелке лежали жареный перец, греческие маслины и сыр, наверняка фета. Стояла бутылка красного вина, пока не открытая. Два бокала, две салфетки, две тарелки и две вилки. Всё аккуратно разложено. Выходит, Альдара кого-то ждёт. Дейдра взглянула на неё, подняв бровь.
— Всего лишь маленькая ложь во спасение. — Альдара, как всегда, ничуть не смутилась, что её уличили в неискренности. — Не хочу, чтобы ты чувствовала себя нежданным гостем. Мои двери всегда для тебя открыты.
— Как и для кого-то ещё.
— Ты для меня гораздо важнее.
Словно желая это подчеркнуть, Альдара нагнулась над камином, в котором были приготовлены сухие яблоневые дрова, заготовленные во время подрезки
Движения Альдары отличались бессознательной природной чувственностью. Если бы ей об этом сказали, она рассмеялась бы и ответила: «Это у меня в крови». Быть гречанкой — значит быть соблазнительной. Но делала её такой не только кровь. Айдара отличалась уверенностью в себе, умом и бесстрашием. Последним качеством Дейдра особенно восхищалась. Альдара была хороша собой, в сорок пять выглядела на десять лет моложе. Дейдре исполнился тридцать один, и она знала, что через четырнадцать лет ей так не повезёт.
Альдара растопила камин, прошла к столу и открыла бутылку, ещё раз доказывая Дейдре, что она для неё — самый важный гость.
— У него довольно резкий вкус, — заговорила Альдара, наполняя бокалы. — Не в пример этим мягким французским винам. Ты знаешь, я люблю, чтобы вино обжигало нёбо. Так что закуси сыром, если боишься за зубную эмаль.
Айдара подала Дейдре бокал, отломила кусочек сыра и положила в рот. Медленно облизав пальцы, она подмигнула Дейдре.
— Вкусный. Мама прислала из Лондона.
— Как она?
— Всё ещё ищет, кто бы прикончил Стамоса. Шестьдесят семь лет, и такая злющая. Знаешь, что она заявила? «Инжир. Я пошлю этому дьяволу инжир. Как думаешь, Альдара, он его съест? Я начиню его мышьяком. Поможет?» Я велела ей выкинуть подобные мысли из головы и не тратить силы на этого человека. Ведь уже девять лет прошло, а она всё не успокоится. Мать словно меня и не слышала: «Я пошлю твоих братьев убить его». И затем долго проклинала Стамоса на греческом. Кстати, мне от этого одни убытки, ведь именно я четыре раза в неделю оплачиваю телефонные счета, как и положено преданной дочери. Когда мать закончила, я попросила её отправить на дело Никко, если она действительно хочет убить Стамоса. Дело в том, что только Никко хорошо владеет ножом и прилично стреляет. Мать засмеялась и затянула историю об одном из детей Никко.
Дейдра улыбнулась. Альдара опустилась на диван, скинула туфли и подобрала под себя ноги. На ней было платье цвета красного дерева, чрезвычайно короткое, с очень глубоким вырезом. Рукавов у платья не было, а ткань скорее подходила к лету на Крите, чем к весне в Корнуолле. Стало понятно, почему в комнате так тепло.
Дейдра взяла бокал и кусочек сыра. Альдара была права: вино оказалось ужасно кислым.
— Думаю, оно вызревало минут пятнадцать, — усмехнулась Альдара. — Ты же знаешь греков.
— Ты единственная гречанка из моих знакомых, — заметила Дейдра.
— Это печально, хотя греческие женщины намного интереснее греческих мужчин, поэтому тебе со мной повезло. Ты ведь не видела Стамоса? Я имею в виду того Стамоса. Вот уж точно грязная свинья. Не то что мой хряк.
— Кстати, я его осмотрела. Уши чистые.
— А как же! Я следовала твоей инструкции. Он здоровёхонек. Просит подружку, но меньше всего мне хочется, чтобы у меня под ногами путалась дюжина поросят. Между прочим, ты мне не ответила.