Женщина в огне
Шрифт:
Глава седьмая
Мизула, штат Монтана
Эллис никогда не бывал в Монтане. Надо же, весь мир объездил, а сюда не приезжал. Любителем природы его назвать сложно. Мистер Баум предпочитает безукоризненную чистоту, сдержанные интерьеры и прохладу пятизвездочных отелей, где чувствуешь, что все под контролем. Впрочем, поездку сюда он и так откладывал слишком долго.
Эллис смотрит в тонированное окно внедорожника. Вопреки опасениям, пейзажи здесь великолепные: на ярко-синем небе вырисовываются резкие очертания гор, у подножия которых сверкает лента реки. Местность будто из рекламных роликов «Руководство по выживанию» от «Ральфа Лорена». «Мои туфли такого путешествия не пережили бы», – думает Эллис. Он представляет себе каблуки, увязающие в навозе и грязи, и фыркает. Затем в сотый раз смотрит на часы –
– Похоже, нам туда, – говорит он водителю. – Вот эта дорога без опознавательных знаков слева.
Пол, который работает на Баума вот уже десять лет и неизменно доставляет в любой пункт назначения, посматривает в зеркало заднего вида и бросает на хозяина ободряющие взгляды.
Никто из родных не знает, что Эллис сел в свой личный самолет и прилетел сюда. Он не сказал ни слова ни жене, ни дочери Ханне, матери Адама. У них появятся вопросы, а рисковать нельзя. Только Александра в курсе всего. Эллис попросил ее разузнать, как добраться до уединенного жилища внука, и проинструктировать Пола.
Внедорожник сворачивает на грунтовую дорогу. Впереди показывается домик, где живет Адам – любимый внук Эллиса, что ни для кого не секрет. Мистер Баум недовольно качает головой. Надо же, мальчик, выросший в роскоши, теперь живет словно Унабомбер [1] .
В горле встает ком. Эллис вспоминает, наверное, худший момент в жизни, когда четыре года назад в его доме ночью раздался звонок. Им с Вивьен сообщили, что у Адама передозировка героина. Жизнь их красивого и талантливого внука, который уже в двадцать пять лет произвел фурор в кругах любителей живописи в Нью-Йорке, висела на волоске. Парень чудом выжил, провел две недели в больнице, а затем еще три месяца – в центре реабилитации. Выйдя оттуда, Адам поставил крест на блестящей карьере, порвал связи с тем сбродом, который называл друзьями, и уехал как можно дальше от родных и от всего, что связывало его с известной фамилией Баум. Жизнь затворника, которую вел внук, очень огорчала Эллиса. Но парень, по крайней мере, жив.
1
Теодор Джон Качинский, встречается вариант написания фамилии Казински, также известен как Унабомбер, англ. Unabomber – сокращение от «University and airline bomber»; американский математик, социальный критик, философ, террорист и неолуддит, известный своей кампанией по рассылке бомб почтой. (Здесь и далее – прим. перев.)
Внедорожник двигается по гравийной дорожке к дому. Грудь Эллиса внезапно пронзает острая боль. В последнее время она атакует его все чаще и становится все сильнее. По возвращении надо бы позвонить доктору. Возможно, он поторопился, решив приехать в Монтану. Может, это ошибка. Кто знает?
Эллис смотрит вперед, на аккуратно постриженный затылок, на темные волосы с проседью. Водитель умеет хранить секреты.
– Пол.
И ловит его взгляд в зеркале заднего вида.
– Да, мистер Баум? Вы хорошо себя чувствуете?
– Все в порядке, спасибо. – Эллису внезапно сдавливает грудь. Он чувствует, что не хватает воздуха, опускает стекло и, слегка высунув голову в окно, вдыхает. – Я здесь пробуду некоторое время. Когда соберусь уезжать – позвоню. Городок, через который мы проезжали, показался мне симпатичным. Поезжай туда, развейся, позавтракай где-нибудь.
Пол останавливает автомобиль, оборачивается и недоверчиво смотрит на шефа.
– Возможно, мне лучше подождать вас здесь.
Эллис не успевает ответить: в домике загорается свет, штора на окне отодвигается, и за стеклом показывается профиль внука.
– Я справлюсь, – неуверенно отвечает мистер Баум. Впрочем, он никогда не меняет своих решений. – Поезжай.
– Все-таки мне лучше остаться. А вдруг вы…
– Пол, уезжай, прошу тебя, – обрывает водителя Эллис и открывает дверь внедорожника.
Машина сдает задним ходом. Входная дверь домика распахивается. На пороге Адам – босой, во фланелевых штанах и с голым торсом. У его ног крутятся три собаки. За время разлуки тело внука стало более крепким. Давно не стриженные волосы торчат в разные стороны, а еще Адам отпустил бороду. Настоящий горец, по которому плачет бритва. Зато на щеках румянец, парень выглядит сильным и здоровым. Эллис вздыхает с облегчением и направляется к домику. Господи,
– Дедушка? – Адам не верит своим глазам. – Что ты здесь делаешь? Тебя мама прислала?
– Никто не знает, что я в Монтане. Ни мама, ни бабушка. Мы так давно не виделись. Хорошо выглядишь. – Эллис вообще-то терпеть не может публичное проявление чувств и сторонится объятий, но сейчас прижимает молодого человека к груди. Мистер Баум чувствует целую палитру запахов: еще не чищенных зубов, мускуса, краски… Почему-то Адам занял особое место в его сердце. В детстве мальчик постоянно сидел где-нибудь в уголке и рисовал, пока остальные внуки Баума хулиганили или играли на детской площадке на заднем дворе их дома в Бедфорде. Адам же предпочитал одиночество – в точности как Эллис. Впрочем, позже, после окончания колледжа, ситуация радикально изменилась. Адам стал совершенно другим – звездой вечеринок, которого окружала стайка едва одетых девиц и покрытых татуировками и похожих на наркоторговцев парней. Внук вел беспорядочную жизнь, наполненную бесконечными выставками, вечеринками, тусовками, бессонными ночами и наркотиками, стараясь, чтобы родные не узнали, как он проводит время. Даже когда вся семья собиралась за одним столом, Адам и пяти минут не мог усидеть спокойно. Эллис был уверен, что причиной тому кокаин, и сильно переживал. Внук в один миг приобрел бешеную популярность в Челси, все искали его внимания. Адам потерял себя. Пристальное внимание и толпы поклонников поглотили его с головой.
Эллис делает жест рукой в сторону закрытой сеткой двери.
– Войти можно?
– Конечно.
Адам отходит в сторону, успокаивает возбужденных собак и приглашает деда в дом.
Эллис отряхивает ноги на коврике, проходит в комнату и застывает на месте. Снаружи дом выглядит как настоящая развалюха, зато внутри… Надо же, просто невероятно! Каждая стена представляет собой холст, наполненный жизнью и яркими цветами. Даже потолок покрыт энергичными мазками. Кругом чередуются текстуры и дерзкие оттенки: золото, насыщенно-винный, оранжевый, зеленый, лиловый, бирюзовый… Палитра счастливого человека. Эллис не спеша рассматривает рисунки. Здесь обнимаются влюбленные, а там компания друзей сидит в кафе. Веселящиеся в парке дети, обнаженные женщины на берегу моря, разнообразные пейзажи – горы, реки, леса, небо, разные растения… Зрелище ошеломляет, у Эллиса перехватывает дыхание. В отличие от знаменитой прежде техники Адама – жутковатого абстракционизма – эта комната светла и жизнерадостна. Впрочем, одно творение выбивается из общей картины. Эллис не может отвести глаз от дальней стены у входа в кухню. Он нерешительно подходит, чувствуя, что внук провожает его взглядом, останавливается и рассматривает изображение: пожилой человек в хорошо сидящем костюме. Копна густых седых волос, голова слегка склонена набок, задумчивый взгляд… Мужчина стоит, заложив руки за спину, словно дворецкий, а на него со всех сторон движется лавина обуви – словно пули с шипами. Туфли на шпильках. «Господи, это же я! Он меня изобразил!» Едва сдерживаясь, Эллис поворачивается к внуку. Слезы застилают глаза.
– Адам… – Голос предательски срывается и едва слышен.
Внук широко улыбается, и Эллис видит ямочки на щеках того, кто едва не загубил собственную жизнь, но сумел вернуться на путь истинный, осознав, что совершил ошибку.
На Эллиса нападает приступ кашля, и он прикрывает рот носовым платком.
– Прости меня. Похоже, я глубоко ошибся. Я приехал, чтобы попросить тебя об одолжении. Но теперь понимаю, что действовал неразумно, поддавшись порыву.
Эллис пытается успокоиться. Опять боль в груди, будь она проклята! Он садится в стоящее рядом видавшее виды кресло. Тело с благодарностью опускается на мягкое сиденье, словно вставший на якорь корабль. Адам подходит к нему.
– Давай принесу тебе что-нибудь выпить.
Однако Эллис ему не дает. Он хватает внука за руку и не отпускает.
– Поверь, я пытался… Хотел с тобой пообщаться. Но ты не отвечал на звонки, и я решил не надоедать. Мне стоило быть настойчивей, поддержать тебя. Я каждый день о тебе думал. – На глаза Эллиса снова наворачиваются слезы, впрочем, его мало это волнует. И с каких это пор он стал таким чувствительным? Из-за рака? Из-за того, что снова увидел Адама? Из-за своего портрета на стене? – Я считал, что отчасти виноват в том, что с тобой случилось. Владелец известной компании, постоянно в центре внимания, кругом папарацци… Тебе, должно быть, нелегко пришлось. Давление оказалось чрезмерным. В детстве ты ненавидел шумиху. Похоже, именно я взвалил на тебя непосильный груз…