Женщины Флетчера

Миллер Линда Лаел

– Я... в порту стоит пароход... мне нужны мои деньги...

– Но, Боже мой...

Рэйчел уже выбегала из кухни; слезы ручьями текли у нее из глаз.

– Пожалуйста, Мэми,– у меня нет времени...

Спотыкаясь, она взобралась по ступенькам, не обращая внимания на любопытные взгляды томящихся от безделья танцовщиц и нескольких посетителей, забредших в салун выпить утром в понедельник. В комнате матери Рэйчел отыскала вместительный чемодан и начала заталкивать в него одежду, которую забрала из дома Гриффина.

Спокойный, невозмутимый голос пронзил

ее, как лезвие ножа:

– Не торопись, Рэйчел. Пароход отходит только через час.

Сжимая в руках голубую муслиновую рубашку, Рэйчел медленно обернулась и встретилась взглядом с Гриффином. Один его вид наполнил ее сердце острой, невыносимой болью.

– Ты...– начала она.– Ты...

Она замолчала. Ибо просто не существовало слов, которые могли бы ранить его так больно, как бы ей хотелось. Преодолев себя, Рэйчел продолжила укладывать в чемодан одежду, и это занятие немного успокоило ее.

– Я прослежу, чтобы чемоданы, которые ты оставила в моем доме, были погружены вовремя, – спокойно сказал он.

И удалился.

Рэйчел опустилась на обитую красным бархатом скамейку, закрыла лицо руками и плакала до тех пор, пока у нее больше не осталось слез.

Когда пароход покидал гавань Провиденса, Рэйчел Маккиннон была на его борту. Она стояла, сжимая обеими руками поручни и обводя прощальным взглядом верфь, уютные домики и кладбище на вершине небольшого холма, расположенного рядом с палаточным городком.

– До свидания,– тихо проговорила она.

Мэми Дженкинс казалось, что она никогда не видела ни в чьем лице такого отчаяния, какое было написано на лице Гриффина Флетчера. Подавленный и сокрушенный, он сидел за столом Бекки и делал вид, что пьет кофе, который она поставила перед ним.

«Боже мой,– подумала добрая женщина.– Он любит эту девушку».

– Почему же вы, как дурак, сидите здесь, а не пытаетесь ее догнать? – выпалила Мэми, в волнении оправляя огромными натруженными руками передник и вспомнив, каким несчастным было лицо мисс Рэйчел, когда та забирала у нее оставленные матерью деньги.

Гриффин покачал головой, избегая взгляда Мэми:

– Лучше дать ей уехать, Мэми. Поверь мне.

– Осел,– буркнула Мэми, отвернувшись и с грохотом бросая в дуршлаг шишковатые картофелины. – Упрямый, твердолобый осел!

– Спасибо.

Мэми принялась яростно чистить картошку.

– Сколько раз, по-вашему, Гриффин Флетчер, вам будет ниспослана любовь?

Он отхлебнул кофе, и на лице его изобразилось нечто, весьма далекое от беспечности, к которой он, возможно, стремился.

– Если повезет, больше ни разу. – С этими словами он залпом выпил кофе и вышел.

За окнами было темно. Билли Брэйди не любил темноту: она была полна враждебности так же, как город полон враждебно настроенных людей. Он был рад, что в передней Филда Холлистера горит свет: не будь его, он, возможно, не решился бы постучать.

Филд отозвался быстро – так быстро, что Билли пришло в голову, уж не от Бога ли священник узнает о том,

что должно произойти. Преподобный уже держал в руках пальто и произнес только одно слово:

– Гриффин? Билли кивнул:

– Мама просит: придите, пожалуйста, быстрее потому что мы не можем с ним справиться.

– Этого не может никто, – ответил Филд, вздыхая так же, как вздыхала мама Билли, когда у нее не поднималось тесто. Но потом священник все равно отправился с Билли – выполнять свою нелегкую миссию.

ГЛАВА 14

Ни скользкая палуба под ногами, ни белые крашеные поручни, за которые она держалась, ни красота заросших буйной зеленью берегов, проплывавших мимо, – ничто не интересовало Рэйчел, не имело для нее никакого значения.

Пароход сделал две остановки: одну в Кингстоне, другую на острове Бэйнбридж. Рэйчел не обратила внимания ни на сами порты, ни на людей, покидавших корабль или всходивших на борт.

Вместо этого девушка непрерывно смотрела на заснеженные, недоступные склоны гор Райньер. Та, подобно бастиону возвышалась на востоке в огненно-золотом сиянии заходящего напротив нее солнца. Ничто в мире, кроме этого великолепного пика с затерянной в облаках вершиной, не казалось Рэйчел огромнее и значительнее, чем боль и стыд, смешавшиеся в ее душе.

Ослепительная яркость послеполуденного солнца сменилась первыми признаками наступления сумерек, когда пароход, выпуская клубы дыма, вошел в залив Эллиот и уверенно взял курс на Сиэтл.

В Рэйчел снова проснулась любовь к этому молодому, шумному городу. Она, наконец, оторвала уставший взгляд от Райньера и стала смотреть на шумный город, который теперь станет ее домом.

Если не считать небольшого припортового района, Сиэтл был расположен на скате холма. Деревянные постройки, среди которых изредка попадались здания из кирпича, жались к склону, будто дети, играющие в «царя горы». На западной стороне побережья лепились лачуги и палатки – вместилища борделей и салунов Скид Роуд – которые тоже претендовали на то, чтобы считаться полноправной частью Сиэтла. Пронзительные голоса клиентов и обслуги уже неслись из этих заведений, минуя серые здания складов и скрипучие верфи.

Рэйчел закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя воспоминания о том, как она пробиралась туда, на Скид Роуд, чтобы разыскать и привести домой отца. Неужели и сейчас он сидит где-нибудь там, накачиваясь виски и потчуя других лесорубов своими небылицами?

Рэйчел, глубоко вздохнув, втянула в себя запахи соли, водорослей и керосина, и решительно открыла глаза. Прежде всего она отправится к мисс Каннингем и, если удастся, оставит за собой комнату в женском пансионе. Она поест, какой бы отвратительной ни казалась ей сейчас мысль о пище, и спрячет толстую пачку денег, которую передала ей Мэми в Провиденсе. После этого она соберет все оставшиеся силы и прочешет все заведения Скид Роуд. Даже если отца там пет, вполне вероятно, что кто-нибудь в одном из тамошних злачных мест хоть что-то о нем слышал.