Женщины и преступность
Шрифт:
Стоп! Цепкий взгляд опера зафиксировал на холеной ручке знакомое колечко. Это уже улика! Хотя какая, к черту, улика. Ну, видел директор цирка на прекрасной воровке колечко с камушками, а дальше? Он и ее тоже видел. Но показания свидетельские такая штука скользкая, что сегодня могут быть такими, а завтра противоположными. Директор же фрукт еще тот. Стрельнет эта белокурая бестия в него своими глазищами - и все, он готов. Нет. Тут надо искать что-то более серьезное.
Однако даже мимолетный взгляд опера, брошенный на колечко, без внимания и соответствующей оценки не остался.
– Это семейная реликвия.
–
– Папа подарил. Память о маме. Это не простое колечко.
Эльвира подняла руку так, чтобы было лучше видно. Сделала это грациозно, изящно. Подать себя она умела. Когда требовалось, на это работали не только голос, жесты - все тело.
– С этим колечком еще моя бабушка и прабабушка ходили...
– Что вы говорите?
– Петрович сразу ухватился за эту ниточку, еще неизвестно для чего подкинутую ему.
– Как интересно...
– В нашем роду много интересного.
– Расскажите.
– Зачем? Это же к делу не относится.
– К какому делу?
– Петрович с нескрываемым любопытством уставился на блондинку.
– А вы сюда, наверное, на смотрины приехали?
– Эльвира хитро улыбнулась, словно они были заговорщиками и действовали заодно.
– Точно, - подыграл опер, - невесту выбирать.
– И как, подобрали?
– Конечно, вот на вас и остановился.
– Ой, спасибо, осчастливили.
– Значит, мы друг друга поняли и вы расскажете легенду о своей семейной реликвии...
– Зачем это вам?
– Интересно. Потом... об избраннице лучше знать все.
– Ладно, слушайте.
– Эльвира сменила позу, вновь ненавязчиво демонстрируя свою гибкую, налитую фигуру.
– В нашем роду много знаменитостей. Например, дедушка по отцу был известным архитектором. В Питере по его проектам много построено...
– А кольцо?
– Петрович кивнул на руку.
– Это отдельная история. Одна из моих прапрабабушек была подружкой пана Анджея. Его еще в своем "Потопе" Генрик Сенкевич описывает. Тот самый Анджей, который рубился на саблях с паном Володыевским.
– Героем Речи Посполитой?
– Да.
– А я думал, это вымышленные герои.
– Нет. Бабушка, она тогда молодая была и красивая, выхаживала своего любимого после тяжелых ран. И выходила его, отпаивая настоями и отварами из трав. Она знала много знахарских рецептов.
– Колдуньей, что ли, была?
– Нет, паненкой.
– Эльвира-Ирма улыбнулась, обнажив красивые белоснежные зубы.
– Бабушка была очень знатного рода.
"Надо же, - прикинул Петрович, - она чуть не до седьмого колена свою родословную знает. А я? Мать рассказывала, что ее отец, мой дед, был сталеваром, Почетную грамоту получил из рук самого "всесоюзного старосты" Калинина. А дальше? Дальше - все, пустота, полное безмолвие..."
Тут сыщик поймал себя на мысли, что с этой, казалось, доброй и приятной женщиной он мог бы болтать о разных пустяках, о дальних родственниках или совершенно ни о чем, долго и даже бесконечно. Прекрасная блондинка была отменной собеседницей. Но не для этого он сюда приехал. Потому даже за ни к чему не обязывающим трепом он обязан выведать информацию, которая в конце концов способствовала бы уличению преступницы. Задача не из легких, когда дело приходится иметь с умным и коварным
Уже больше часа продолжалась беседа опера и воровки. Петрович узнал много интересного, но ни на йоту не продвинулся вперед. Банальные вопросы: где вы были такого-то, здесь не проходили. Как иностранно, но у Эльвиры всегда было железное алиби. Именно тогда, когда в Краснодаре происходило преступление, которое проворачивала блондинка в белом, ее обязательно видел в станице кто-то из местных милиционеров. Не подозревать же всех подряд? Потом, если даже предположить, что хитрая обольстительница со всеми успела переспать, зачем из-за такой мелочи выгораживать преступницу. Это нереально. Кроме того, среди тех, кто обеспечивал алиби, было две женщины. Вот уж точно мистика! Или же надо искать вторую блондинку. А эта и в самом деле ни при чем?
Еще Петрович тянул время для того, чтобы помощник, которого он привез с собой, успел как следует осмотреть жилище подозреваемой. Возможно, там обнаружится что-то из похищенных вещей. Вот это будет неопровержимой уликой. Пока же санкции прокурора на подобное следственное действие у него не имелось, потому шмон Проводился на свой страх и риск. Ожидая же важную информацию, он готов был выслушивать и ничего не значащий треп.
– Наверное, мне что-то передалось от той бабушки, - продолжала блондинка.
– Могу головную или зубную боль снимать...
– Воздействие на уровне тонких материй?
– Это очень научно сказано. В жизни, в природе все проще. Мы многое усложнили и от этого стали только более невежественны. Наши предки, кстати, не имея никакой дорогостоящей компьютерной техники, диагнозы больным ставили ничуть не хуже...
– Послушайте, Ирма, - перебил Петрович.
– А вы случайно мысли чужие читать не умеете?
– Эльвира, - как ни в чем не бывало поправила блондинка.
– Меня зовут Эльвира, а вы зачем-то назвали меня другим именем. Жених называется, который и такой малости запомнить не в состоянии. Наверное, избранницу вашу именно так зовут?
Сказано это было так, что Петрович понял - раунд он проиграл. Внезапностью такого противника не возьмешь. Блондинка словно ждала каждый его ход. Просчитывала? Вряд ли. Точно - мысли читала.
– Знаете, не пробовала, - продолжала Эльвира.
– Зачем? Человек и так открыт достаточно.
– Я бы не сказал.
– А говорить и не надо. Надо чувствовать и верить.
– Во что?
– В Бога, в себя. Знаете, когда я была маленькой, мне однажды пришлось ехать в пригородном поезде "зайцем". Конечно, меня поймали. Строгий такой дед уставился на меня и говорит" "Ваш билетик? ". А я ехала одна. Мне только одиннадцать лет исполнилось. Хотела маму навестить. Она лежала в больнице в другом городе. "Потеряла, наверное, - говорю этому ревизору, пошарив по кармашкам платьишка.
– Выпал..." - "Билет или высажу!
– рявкнул тут контролер.
– И, вообще, с кем едет этот ребенок?" А я тем временем по полу ползаю, вроде как билет ищу. Вдруг поднимаю обычный обрывок газеты и подаю ему. А самой так захотелось, чтобы он его за билет принял. Смотрю ему в глаза и сама уже верю, что это и в самом деле не грязная, затоптанная бумажка, а билет. Тот взял кусок газетки, с вполне серьезным видом прокомпостировал и отдает обратно. Вот так...