Женщины могут все
Шрифт:
Однако полы в помещении оказались чистыми, а в широких коридорах слегка пахло лизолом. Здесь не было тихо, словно на кладбище, но когда София в сопровождении Тая шла в отдел сыска, было слышно, как ее каблуки цокают по полу.
Отдел был заставлен письменными столами, бывшими в употреблении, но совсем не такими исцарапанными и убогими, как представлялось Софии. В комнате действительно пахло кофе, но крепким и вкусным. Оружие здесь было, но в кобурах, свисавших с пояса или плеча, выглядело как-то необычно. Было странно
София осмотрела помещение и встретилась взглядом с Клермонтом. Тот покосился на дверь в соседнюю комнату, потом встал и пошел навстречу.
— Здравствуйте, мисс Джамбелли.
— Я должна поговорить с вами о моем отце. О распоряжениях и вашем расследовании.
— Когда я говорил с вами по телефону…
— Детектив, я помню то, что вы сказали мне по телефону. Практически ничего. Думаю, что я заслуживаю большего. В частности, заслуживаю знать, когда нам отдадут его тело. Хочу сказать, что буду действовать через вашу голову. Воспользуюсь своими связями. Можете мне поверить, у нашей семьи есть связи.
— Я это знаю. Не хотите пройти в кабинет лейтенанта? — Он сделал жест и чертыхнулся себе под нос, когда оттуда вышла его напарница с Рене.
Рене очень шло черное. Бледные щеки и собранные на затылке волосы, сверкавшие как солнце, делали ее идеальной вдовой из светского общества. София представила себе, как перед выходом Рене любуется на себя в зеркало и не может противиться искушению подчеркнуть роскошь черного наряда бриллиантовой брошью в виде сверкающей звезды.
София долго смотрела на брошь, прежде чем сосредоточилась на самой Рене.
— Что она здесь делает? — спросила Рене. — Я сказала вам, что она нарушала мой покой. Постоянно звонила и угрожала мне. — Она комкала в руке носовой платок. — Я хочу, чтобы ее подвергли предупредительному аресту. Всех их. Они убили моего бедного Тони!
— Не слишком ли ты торопишься, Рене? — ледяным тоном спросила София. — Это еще нужно доказать.
— Я требую защиты полиции. Они убили Тони из-за меня. Они итальянцы. И связаны с мафией.
София начала смеяться. Сначала еле слышно, потом все громче и громче. Потом попятилась и села на скамью у стены.
— О да, конечно! В доме моей бабушки — очаг организованной преступности. И разоблачает его бывшая манекенщица, корыстная авантюристка, проститутка, пытающаяся всеми правдами и неправдами пробиться в высшее общество!
София не сознавала, что ее смех перешел в плач и что по ее щекам текут слезы.
— Рене, я хочу похоронить отца. Дай мне сделать это. Дай мне принять в этом участие. А потом нам никогда не придется видеться или разговаривать друг с другом.
Рене сунула носовой платок обратно в сумочку и шагнула вперед. В комнате сразу стало тихо. Все ждали, когда София встанет.
— Он принадлежит мне. А тебе не достанется ничего.
— Рене… — София
— Миссис Аванс.. — предупредил Клермонт и взял Рене за локоть.
— Пусть она не прикасается ко мне! Если ты или кто-нибудь другой из вашей семьи еще раз позвонит мне, он будет иметь дело с моими адвокатами! — Рене вздернула подбородок и выплыла из комнаты.
— Она делает это назло, — пробормотала София. — Просто назло…
— Мисс Джамбелли… — Мейгир тронула ее за руку. — Присядьте, пожалуйста. Сейчас я принесу вам кофе.
— Не хочу я никакого кофе. Скажите мне только одно. Ваше расследование сдвинулось с мертвой точки?
— Мне очень жаль, но мы не можем сообщить вам ничего нового.
— Когда нам выдадут тело моего отца?
— Останки вашего отца были выданы сегодня утром его ближайшей родственнице.
— Понятно. Я даром потратила свое и ваше время. — Она вышла, рывком вынула из сумочки мобильный телефон и набрала номер Элен Мур. Ей ответили, что та находится в зале суда и что связаться с ней невозможно.
— Думаешь, она сможет остановить Рене?
— Не знаю. Я должна попробовать. — Затем София позвонила Джеймсу Муру и с досадой узнала, что он на совещании. Придя в отчаяние, она попросила соединить ее с Линком.
— Линк? Это София. Мне нужна помощь.
Пилар сидела в саду на каменной скамье. Было холодно, но она отчаянно нуждалась в глотке свежего воздуха. В доме она чувствовала себя как в каменном мешке. Такого прежде не было. В каменном мешке со стенами и окнами, под охраной людей, которые любили ее больше всего на свете.
«Эти люди следят за мной как за инвалидом, который может умереть в любой момент», — думала она.
Они убеждены, что Пилар горюет. Ну и пусть. Это не самый большой из ее грехов. Пусть верят, что она безутешна.
На самом деле она ничего не чувствует. Не может чувствовать.
Разве что, к собственному ужасу, намек на облегчение.
Да, сначала она испытала шок, ощутила горе, скорбь и печаль, но это быстро прошло. И Пилар было стыдно этой бесчувственности, так стыдно, что она изо всех сил избегала своих родных. Так стыдно, что она почти все рождественские каникулы провела у себя в комнате, боясь посмотреть дочери в глаза. А вдруг София увидит в них фальшь?
«Неужели женщина может так быстро перейти от любви к равнодушию, а затем и к полному безразличию? Неужели я действительно никогда не испытывала ни настоящей страсти, ни сострадания? И не это ли оттолкнуло от меня Тони? — думала Пилар. — Или мои чувства убило его беспечное отношение к нашему браку?»
Впрочем, сейчас это не имело значения. Тони мертв, а она пуста.
Пилар встала и пошла к дому, но остановилась, увидев на тропинке Дэвида.
— Я не хотел тревожить вас.
— Все в порядке.