Женщины-террористки России. Бескорыстные убийцы
Шрифт:
Все равно и эти не совсем уцелели, что и сказывалось не раз, хотя бы в отходе в сторону, вместо активного действия. Пресловутая переоценка никому даром не прошла. Всех вымотала, да хорошенько… Поэтому, когда проявилось на сцене савйнковское разлагающее блудословие в виде «Коня Бледного», — у нас не нашлось достаточно мощного голоса, твердой руки, чтобы отшвырнуть со всей силой здорового негодования эту мразь и потребовать от партии ответа «за попустительство».
Правда, некоторые пытались подать голос на волю… Но как?
Оторванные от жизни, преисполненные никчемной скромности, доходящей порой чуть ли не до смирения, мы «не считали себя вправе» учить «волю», хотя и видели, что было за что учить и хорошенько… Уже
226
Ф. М. Фрумкина покушалась на начальника Бутырской тюрьмы Багрецова и была повешена 1 июля 1907 г.
И наш голос, часто терявшийся, если и доходил до воли, то с ним не считались…
Не скажу, чтобы все так уж распластались перед «Конем Бледным».
Нет. Не все приняли эту лубочную «смердяковщину» — эту дешевую подделку под Достоевского, даже в толковании Б. Сазонова.
В Мальцевской, среди с.-р. были совершенно ни с какого боку не приемлющие этого «мастера красного цеха» [227] и разделявшие мнение некоторых зерентуйцев (между ними, кажется был Прошьян [228] ) о том, что надо исключить Савинкова из партии.
227
Так в ПСР стали называть террористов-«профессионалов».
228
См. о нем очерк в воспоминаниях М. А. Спиридоновой.
Но… окрик зарвавшемуся «руки прочь», очевидно, не был внушительным, остался «пустым басом», как многие протесты заключенных…
Таким образом, и на этом последнем примере на всех нас сказалось, в той ли, иной форме и степени, отрицательное, разлагающее влияние рефлексии, рефлексии тяжелой и сложной.
Несомненно, это влияние сказывалось и в те моменты, когда от нас требовалось действие в ответ на расправы в мужских тюрьмах, в ответ на жертвоприношения — протесты, там происходившие.
В связи с трагедиями в мужской каторге много было разговоров у нас, споров о том или ином способе протеста, о том, нужен ли, целесообразен ли протест и т. д. Здесь тоже были принципиальные своеобразные высказывания против протеста, обоснованные самыми высшими соображениями…
Но этому следует посвятить особое место, как и самой лучшей полосе нашей жизни от 1911 до 1917 г. в Акатуевской тюрьме.
Чтобы не бросать напрасной тени на мальцевитянок, в связи с вопросами о протесте, я должна только здесь оговориться: для меня несомненно, что большинству жизни своей было не жаль… А все же молчали.
Очевидно, как ни мучились тем, что происходило в мужских тюрьмах, все же, в конце концов, не было достаточно повелительного стимула к выражению протеста смертью своей…
Май 1923. Москва.
Екатерина Никитина [229]
Наш побег
В начале февраля 1909 г. в дверную форточку моей одиночки
— Собирайтесь с вещами на этап.
229
Никитина-Акинфиева Екатерина Дмитриевна (1885-?), так же как упоминаемые в тексте Н. С. Климова и Е. А. Матье принадлежали к эсерам-«максималистам», отпочковавшимся от ПСР; «максималистов» отличала вера в возможность немедленного перехода к социализму и применение террористической тактики как едва ли не универсального средства борьбы. Климова была в числе организаторов одного из самых кровавых террористических актов в истории русской революции — взрыва дачи премьер-министра П. А. Столыпина 12 августа 1906 года в часы приема посетителей. О других участницах побега, принадлежавших к ПСР и РСДРП см. ниже розыскной список Московского охранного отделения.
И ради трехлетнего прочного знакомства, понизив голос, милостиво прибавил:
— В женскую тюрьму на Новинском бульваре.
Для меня это было большое разочарование: мечталось о далекой Сибири, куда уже ушло столько товарищей, о длинной дороге, новых людях и местах… А тут снова, через несколько улиц, четыре стены, опостылевшие до тошноты тюремные будни и безнадежность централа. Хоть один фарт — долой из Полицейской башни, тесной, темной и вонючей, долой из Бутырок вообще!..
Быстро собрала котомку, надела парусиновое «этапное» платье, длиннейший серый халат и белую косыпку. Прощание с товарищами через дверные фортки вышло бестолковое и не очень трогательное. Илюшин торопил:
— Конвой ждет. Помощник на сборной. Живо!
Через одиночный двор прошли быстро, но кто-то подстерег и узнал. Женский голос сверху сказал громко и ясно:
— Лиза, [230] добрый путь!
В мрачной, видавшей всякие виды сводчатой сборной, действительно, дожидался дежурный помощник и трое солдат.
— Имя? Фамилия? Сколько лет? Статья? Приметы?.. Конвой, прими арестантку…
И через 20 минут мы уже месили посреди улицы грязный снег.
Я поглядела на своих рослых стражей и улыбнулась: несколько дней назад Катя Ковалева прислала мне каррикатуру: два огромных солдата и между ними — крохотная каторжанка в длинных наручнях. Старший одобрительно усмехнулся:
230
Я была арестована и долго сидела под именем Елизаветы Васильевны Артемовой — так все и привыкли.
— Вот какая Вы веселая! А я вас сразу узнал: мы на суде у вас три недели стояли. Веселые господа-товарищи, разговорчивые. Сидоров, возьми у них вещи!
Я удивилась:
— Да ведь вам достаться может? Он опасливо оглянулся:
— Небось, далеко, не увидят. А мы еще и на санках прокатимся. Эй, дядя, вали сюда, барышню покатаем!
Мы дружно уселись на розвальни, и извозчик, немного испуганный необычными пассажирами, нахлестал лошаденку. Вот так праздник! Я с восторгом и благодарностью смотрела на солдат, а они покуривали и указывали кучеру дорогу — обходными переулками, подальше от начальственных глаз.
Вдруг старший наклонился ко мне:
— Ну, теперь говорите, как это у вас на суде арестант убежал?
— Нет, этого я рассказать не могу. Убежал и убежал, вот и все.
— Как это все? Нас чуть под суд не отдали. Спасибо, следователь говорит — доказательств нет. А то бы тоже на каторгу за вас пошли. Разве так можно?
— А как же? Неужели смотреть, когда убежать можно? Так бы вы и сидели, посмотрела бы я!
— Ну, оно, конечно. А все ж таки, как он ушел? Через загородку в суде перелез? Или в окно в коридоре? Мы все время гадали — так и не знаем.