Женщины в его жизни
Шрифт:
Блистательный фасад, но что-то там есть за ним сейчас тревожное, – это подсказывала Алану интуиция – некий признак нависшей беды. Да просто невозможно это не заметить, когда знаешь человека почти сорок семь лет и способен видеть его насквозь. В глубине глаз Максима залегла какая-то тень, которой Алан не видел уже много лет и теперь удивлялся, как он мог не заметить этой перемены сразу по приезде Максима. По-видимому, из-за того, что был озабочен лишь одним: как можно скорее поздравить друга с дворянским званием. Не иначе как Максим попал в беду, и притом серьезную, решил Корешок. Женщины! Не дай Бог, он уже достаточно
Алан бросил взгляд на часы – золотой «Патек Филип», подаренный ему Максимом в прошлом году на пятидесятый день рождения. Стрелки показывали точно девять пятнадцать. Еще раньше, в телефонном разговоре, Максим упомянул, что должен будет уйти в девять двадцать. Алан знал, что через несколько минут – не позже – Максим встанет, попрощается и уйдет. Одним из его многих достоинств была пунктуальность.
Предвидя незамедлительное отбытие Максима, Алан поднялся и подошел к беседующим в тот момент, когда Максим говорил: «Представленные вами цифры интересны, но я все еще не уверен в том, что мне хочется влезать в это дело и выйти с контрпредложением ради Листера. Так что, мне желательно иметь время, чтобы обдумать все как следует».
Вейл энергично сглотнул, силясь скрыть разочарование от того, что встреча не завершилась более ощутимыми результатами.
– Да, конечно, я вас прекрасно понимаю. Но я уверен, что скорость в данном случае – существенный фактор. «Листер ньюспейперс» особенно уязвима как раз именно с этой стороны. Просто мишень для других ловчих из корпорации. Нас и беспокоит именно то, что какая-либо другая компания может вступить в торги, нацелившись на «Листера». Вам, надеюсь, понятно, что это может означать.
– И даже слишком. Война притязаний.– Максим встал. – Если вы забросите необходимую документацию ко мне домой, как предлагали, то чуть попозже я займусь их изучением.
Вейл тоже встал и поклонился.
– Да, я так и сделаю. Очень благодарен вам за любезность и за то, что выслушали меня. – Он подал руку на прощание, добавив при этом: – Я чрезвычайно рад, сэр Максимилиан.
Максим ответил рукопожатием.
– Теперь, с вашего разрешения, я и в самом деле должен вас покинуть. – Он бросил заговорщический взгляд на Алана, подмигнул и сказал: – Я приглашен на обед, и мне очень не хотелось бы заставлять даму ждать.
– Я провожу тебя до лифта, Граф, – предложил Алан, беря Максима под руку и ведя его к выходу. Ему хотелось побыть с Максимом с глазу на глаз, расспросить, что стряслось и чем он лично мог быть полезен другу.
Когда Трентон спустя несколько секунд вернулся в офис, Джон Вейл впился в него взглядом и с тревогой в голосе спросил:
– Ну? Что он сказал?
– Ничего. Во всяком случае, ничего по поводу «Листер ньюспейперс» и своих намерений. Он не стал бы говорить даже мне. Он всегда был скрытен во всем, что касается бизнеса. Могу тебе даже сообщить, что он рвет в клочки любой отработанный им документ. Наверное, опасается утечки информации.
– Никто не знает его лучше тебя, Алан. Как ты оцениваешь ситуацию? Есть шансы на успех?
Трентон пожевал губу, подумал и сказал:
– Честно говоря, даже не знаю. – Он тяжело опустился на стул и в задумчивости
– Если он почует, что дело ему подходит, он возьмется за него.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, о чем Максим говорил мне всегда – чутье должно подсказывать, чистое дело или нет. Он руководствуется инстинктом. Нутром чует. Анализы, доклады, оценки экспертов – все это для него второстепенное. Нутряное чутье – вот что ведет его.
– И ты всерьез этому веришь? – усомнился Вейл.
– О да, конечно, верю! И что гораздо важней – в это верит Максим. Но надо учесть, под верой он подразумевает свой собственный опыт, понимание тонкостей дела, огромные знания. Плюс ко всему – у него чутье на дела специфические, на ситуации особого свойства.
Продолжая бормотать себе под нос, Трентон взял свою чашу и отпил глоток.
– Тебя интересует моя оценка, Джон, – продолжал он через некоторое время, – так вот, она такова: если Максимилиан Уэст чувствует, что, идя на аферу, делает чистый бизнес, то он пойдет на это. А если почувствует, что дело не чисто или если его нюх вообще молчит, – он пройдет мимо. Вот он каков. Так устроен. Педант. Разумеется, он не станет держать тебя в подвешенном состоянии. Его решение ты скоро узнаешь, он не заставит себя ждать.
– По крайней мере, хорошо, что я знаю хотя бы это. Кстати, Алан, как бы там ни обернулось, я все равно твой должник. Не знаю, как тебя и благодарить за эту встречу.
– Проще простого, старина. Пригласи на обед, как обещал. Сейчас. Я умираю от голода.
Джон рассмеялся:
– Не ты один. Я тоже. Я заказал столик в «Марк-клубе». Пройдемся пешком, а после обеда я оставлю бумаги для Максима у него в Честерфилд-Хилле. Он сказал, что точный адрес дашь мне ты.
– Конечно. – Алан резко встал. – Я приберусь на письменном столе, и мы идем.
Пока Алан сгребал бумаги со стола, Вейл признался:
– Я не ожидал, что он такой красавец. Видел его фото в газетах и журналах, но все они далеки от действительности.
– Это верно. Но ведь привлекательность Графа в значительной мере и состоит в личном обаянии. Навряд ли это качество можно запечатлеть на фотоснимке.
– Почему ты зовешь его Графом? – поинтересовался Вейл.
– В честь графа Максимилиана Австрийского, который стал императором Мексики в 1864 году, – пояснил Алан. – Максим держался в начальной школе с некоторым почти императорским высокомерием, и я дал ему это прозвище. Он находил, что это смешно… Но прозвище пристало.
– Понятно. То, что о нем говорят, правда?
– Говорят о нем многое. Что конкретно ты имеешь в виду?
– То, что Максимилиана Уэста заботят только четыре вещи. Премьер-министр, Соединенные Штаты, делание денег и женщины.
Алан рассмеялся, а отсмеявшись, сказал:
– Я знаю, что он весьма высоко ставит миссис Тэтчер и является горячим приверженцем ее политики, в особенности когда это касается его бизнеса. И давай признаем, старик, что при ее экономическом режиме он процветает. Она только что произвела его в рыцари. Несомненна и его любовь к Соединенным Штатам. Вот уже десяток лет одна его нога на этом берегу Атлантики, другая на том. Как тебе известно, он проводит в Америке не меньше времени, чем здесь.