Женская тетрадь
Шрифт:
Роковая любовь простодушного шевалье не имеет внешности вообще. Семнадцатилетний де Грие, закончивший с отличием курс философских наук, случайно, во дворе провинциальной гостиницы, встречает девушку. «Она показалась мне столь очаровательной, что я, который никогда прежде не задумывался над различием полов… мгновенно воспылал чувством, охватившим меня до самозабвения». Кавалер в состоянии отметить «нежность ее взоров» и «очаровательный налет печали в ее речах», но и не более того. Она прелестна, изящна, мила и нежна – это все, что надо знать читателю, который вправе вообразить себе именно тот образ, что отвечает его собственным представлениям о прелести, изяществе и нежности.
Но вот, после предательства Манон, кавалер не видит ее более года, опять вернувшись в мир учения. Изменница является на публичные испытания
«И я презрел бы все царства мира – за одно счастье быть любимым ею!»
Не особо подробен и психологический портрет Манон. Страсть к развлечениям и удовольствиям, эмоциональная подвижность – она часто заливается слезами или хохочет, милое легкомыслие в принятии важнейших жизненных решений, и главное – удивительное простодушие и доверчивость к быстротекущему потоку жизни. Манон не имеет никаких целей вне этого потока. Ее пресловутое коварство, неблагодарность и измены – естественное движение птички, летящей туда, где насыплют больше зернышек. Лишь пламенная страсть кавалера, отражаясь в ее зеркальной пустоте, зажигает отраженным огнем некоторое подобие душевной жизни в Манон.
«…когда я стал ее уверять, что ничто не может разлучить нас и что я решил следовать за ней хоть на край света, дабы заботиться о ней, служить ей, любить ее и неразрывно связать воедино наши злосчастные участи, бедная девушка была охвачена таким порывом нежности и скорби, что я испугался за ее жизнь. Все движения души ее выражались в ее очах. Она неподвижно устремила их на меня. Несколько раз слова готовы были сорваться у нее с языка, но она не имела силы их выговорить. Несколько слов все-таки ей удалось произнести. В них звучали восхищение моей любовью, нежные жалобы на ее чрезмерность, удивление, что она могла возбудить столь сильную страсть, настояния, чтобы я отказался от намерения последовать за нею и искал иного, более достойного меня счастия, которого, говорила она, она не в силах мне дать…»
Главное свойство Манон – вызывать жажду исключительного обладания. Все мужское население книги неравнодушно к ней – богачи, презрительно обозначенные одними инициалами (Б. или Г.М.), их сыновья, случайно встреченные иностранцы, слуги, тюремщики, губернаторы; но никто не может дать за Манон такую великую цену, как де Грие. Чрезмерность его любви заполняет пустоту Манон, и, вместо того чтобы стать дорогой и беззаботной парижской содержанкой, к чему стремилось ее существо, она становится символом вечно милой возлюбленной, и более того – образом-призраком коварной, пустой, изменчивой и неимоверно желанной человеку земной жизни, «житейской прелести».
Философичность повести Прево – повести о чарующей пустоте жизни – то и дело проступает сквозь затейливую авантюрную вязь сюжета. В самом начале встречаются юные существа, почти дети, отправленные служить Богу. Манон везут в монастырь, кавалер – накануне принятия духовного сана. Страсть подменяет им путь – и они мчатся в Париж, положившись на любовь и удачу, на Амура и Фортуну, по словам де Грие. В награду за свое безрассудство любовники получают все, что подвластно Амуру и Фортуне: наслаждения и горести, счастье и несчастье, богатство и нищету, дворцы и тюрьмы, друзей и врагов, слезы, карты, шпаги, нежные ласки и удары судьбы – короче говоря, весь мыслимый узор бытия! В испытаниях пытливый ум кавалера закаляется. Курс философии и богословия пройден не зря. Он уже может дать достойную отповедь своему добродетельному другу, явившемуся отвращать юношу от пучины порока.
«…цель добродетели бесконечно выше цели любви? Кто отрицает это? Но разве в этом суть? Ведь речь идет о той силе,
И что же возразил безумному кавалеру его истинный друг? Ровным счетом ничего. А что тут вообще можно возразить? Тезис влюбленного кавалера о том, что «пока в нас бьется сердце, наше совершеннейшее блаженство находится здесь, на земле», автор и не подтверждает, и не опровергает. Его герои, де Грие и Манон, истинные дети своего времени, когда наслаждение мыслилось первостепенной ценностью и целью существования, а роскошь – естественной средой обитания. Земное блаженство де Грие – в любви и обладании Манон, и он это блаженство получает. Он видит яркий горячечный «сон жизни», полный страстей, приключений и превратностей судьбы; Амур и Фортуна забавляются им, швыряя от счастья к несчастью; он теряет волю, покой, свободу, честь, семью, отчизну; наконец, он теряет и «кумир своего сердца». «Любовь есть сон, а сон – одно мгновенье; и рано ль, поздно ль пробужденье, а должен, наконец, проснуться человек» (Тютчев). Герой получил сполна, по всей сути своих убеждений – он изведал самые сладостные наслаждения, вкусил все дары того блаженства, что находится «здесь, на земле». За это надобно платить – и тема расплаты за наслаждения с очаровательной непосредственностью раздваивается в сочинении аббата Прево на бренную потребность в денежках, за которыми лихорадочно и с переменным успехом гоняются наши герои, и на возвышенные печали и скорби, которыми приходится платить кавалеру за минуты «нежных ласк» возлюбленной Манон. Неистребимой горечью пропитан милый сон о земном блаженстве: всякому обладанию здесь грозит утрата. На каждый вожделенный предмет находится тьма охотников; желания неутолимы, страдания нескончаемы. Человек, сделавший свои страсти единственной целью и ценностью жизни, остается с ними наедине; он отворачивается от мира, и мир отворачивается от него – наступает великое одиночество всякой любви. Ритм истории кавалера де Грие и Манон Леско – чреда обретений и утрат, и мера утраты постоянно возрастает. Детям, затерянным в заколдованном лесу жизни, приходится платить все дороже за мгновенья беззаботных наслаждений, все жесточее и суровее ветер судьбы, выметающий их из привольной парижской жизни, а затем из Франции – в Новый свет, но и там нет для них покоя. Никто не помогает им всерьез, никто их не бережет, не восхищается их любовью. Лишь однажды от простых людей услышит де Грие добрые слова. «Один из слуг говорил хозяину: „А ведь никак это тот самый красавчик, что полтора месяца назад проезжал здесь с той пригожей девицей. Уж как он любил ее! Уж как они ласкали друг дружку, бедные детки! Жаль, ей-богу, что их разлучили“».
Пропали бедные детки, горечью и печалью изошла их любовь, потеряна свобода, даже обманом и плутовством полученные золотые монетки и те утекли сквозь их беспомощные юные пальчики. Что ж, соглашаясь на «блаженство здесь, на земле» – соглашаешься и на расплату за него.
«…Поистине, я потерял все, что прочие люди чтут и лелеют; но я владел сердцем Манон, единственным благом, которое я чтил…Не вся ли вселенная – отчизна для верных любовников? Не обретают ли они друг в друге отца, мать, родных, друзей, богатство и благоденствие?»
Назидательная повесть о том, как черт подсунул герою свою куклу и сбил его со стези добродетели, непременно должна была бы закончиться раскаянием и разочарованием героя. Ничего такого не происходит. В пронзительном и величественном финале, когда де Грие в унылой и бесплодной равнине Нового света с помощью шпаги зарывает тело умершей возлюбленной (вызвав тем самым спустя века вдохновенное восклицание Марины Цветаевой «…была зарыта шпагой, не лопатой – Манон Леско!»), – нет и тени раскаяния. «Я схоронил навеки в лоне земли то, что было на ней самого совершенного и самого милого».