Женские убеждения

Вулицер Мег

– Как почему? Родители – торчки, а ты такая целеустремленная благовоспитанная барышня. По-моему, смешно.

– Мне льстит, как ты меня описываешь.

– Я не хотел тебя обидеть. Постоянно вижу тебя с проспектами разных университетов. Ты же тоже метишь в «Лигу плюща» [10] , да? – Она кивнула. – Похоже, таких у нас в классе только ты да я, – добавил он. – Только мы с тобой.

– Да, – протянула она, смягчаясь. – Мне тоже так кажется.

Оба они обладали упорством, которому не научишь: это должно быть заложено в нервную систему. Никто не знает, как подобный концентрат амбиций

попадает в организм – как муха, что проникла в дом, и вот вам: у вас теперь домашняя муха.

10

«Лига плюща» – ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США: Брауновский университет, Гарвардский университет, Йельский университет, Колумбийский университет, Корнеллский университет, Пенсильванский университет, Принстонский университет и Дартмутский колледж.

Когда появилась мама Грир, в клоунском воротничке, но без туфель и парика, вид у нее был довольно смущенный.

– Ой, – сказала Лорел. – Не знала, что ты приведешь гостей. Привет, Кори. Ладно, мне на работу пора. – Она открыла дверь. – Папа внизу, в мастерской.

Роб Кадецки иногда возился в подвале, слушал кассетную музыку восьмидесятых на старом плейере и сооружал что-то, в чем использовались радиоволны. Грир и Кори посмотрели, как Лорел идет к машине в видоизмененном клоунском костюме, который она надевала на редкие свои спектакли.

– Чем, напомни, занимается твоя мама? – спросил Кори.

– Угадай с трех раз.

– Бухгалтерша.

– Хи-хи, ну ты и умора.

– В смысле, я и раньше видел ее костюм, – сказал он. – То есть в чем суть, я представляю, но она же не в настоящем цирке выступает, да? Где слоны, шпрехшталмейстер и семейная труппа акробатов?

– Она – библиотечный клоун, – поведала Грир.

– А. – Кори помолчал. – Я не знал, что библиотечный клоун – это работа.

– На деле – нет, но она так считает. Сама придумала.

– Гм, молодчина. А чем именно занимается библиотечный клоун?

– Ходит по библиотекам в клоунском костюме, ну и, наверное, рассказывает детям смешные истории, читает, всякое такое.

– А у нее смешно получается?

– Не знаю. Вряд ли.

– Но она ведь клоун, – задумчиво заметил Кори. – Я думал, клоуну обязательно быть смешным.

Все время, что Грир и Кори провели в доме, отец ее так и не вышел из подвала. Они сидели вдвоем в маленькой комнате на старой полосатой кушетке, Кори играл с зажигалкой, которую забыл там кто-то из родителей, крутил колесико большим пальцем, подносил пламя к фитилю одной из белых свечек, которые стояли в стеклянных подсвечниках на подоконнике, покрытом пылью. Потом перевернул горящую свечку и дождался, пока прозрачная капля воска капнула на тыльную сторону ладони, там она немедленно помутнела.

– Удивительно, – сказал он.

– Похоже, ты действительно надышался. Что удивительно?

– Как можно терпеть горячий воск на коже хотя бы секунду. Почему это терпимо? Если машина очень быстро проедет по твоей ноге – это тоже терпимо?

– Не знаю, но пожалуйста, не пробуй повторить это дома.

– А если кто-то другой капает на тебя воском, это больно? Ну, знаешь, когда сам себя щекочешь, не щекотно, – сказал Кори. – И тут так же?

– Понятия не имею, – созналась Грир. – Просто никогда об этом не думала.

Тут Кори одним движением вздернул рубашку, обнажив свой длинный торс. Кори и Грир были

двумя лучшими мозгами в классе, но тут он стал в основном телом – торсом, какое странное слово. Одно из тех слов, которое, если произнести несколько раз подряд, полностью лишится смысла: торс торс торс.

Кори лег на спину на низкий деревянный столик, который закряхтел под его тяжестью; ноги он свесил с краю.

– Ну, давай, – сказал он. – Капай.

– Ты родителям стол сломаешь.

– Ну ладно, давай, – не отставал он.

– Больной ты. Я не собираюсь капать воском тебе на живот, Кори. Я не какая-нибудь доминатрикс с веб-сайта.

– А ты в курсе, что на веб-сайтах бывают доминатрикс? Вот и проговорилась.

– А ты в курсе, что у этого слова нет множественного числа?

– Туше, – фыркнул он.

– Заткнись, – сказала она ему второй раз за этот день. Заткнитесь, сказали мальчикам девочки, мальчики очень довольны.

– Да ладно, просто хочу понять, что при этом чувствуешь, – не унимался Кори. – Не убьешь ты меня, Грир.

Вот так и вышло, что она стояла, наклонив свечку над животом Кори Пинто, вглядывалась, а пламя размягчило воск, образовалась прозрачная каплевидная жемчужина, а потом жидкость соприкоснулась с кожей с чуть слышным шлепком. Кори втянул мышцы живота, обнажил зубы и сказал: «Блин!»

– Порядок? – осведомилась она.

Он кивнул. Воск застыл белым овалом над неглубокой впадиной его пупка. Грир решила – все, хватит, но он не встал, а вскоре попросил повторить. Теперь она уже не думала о том, будет ли ему больно: ясно, что будет, но не очень. Вместо этого она обнаружила, что это чувство доминирования над Кори Пинто ей в новинку, чувство контроля над ним, своей власти, и это так здорово.

В следующую субботу родители ее уехали на ферму в Вермонте, и Кори зашел к ней днем, даже не прикидываясь, что нужно сделать уроки или поговорить о школе. Не принес ни учебники, ни тетради, ни ватман, ни компьютер. Она потом и припомнить-то не смогла, как они перешли от разговоров про учебу к тому, что произошло дальше. Посидели немного за кухонным столом, потом она пригласила его наверх, показать свою комнату. Посмотрев секунд тридцать на ее вещи – коллекцию стеклянных шаров, в которых шел снег, кубок за победу в конкурсе правописания, множество книг – от «Ани из Зеленых Мезонинов» до «Анны Авонлинской» и «Ночи» Эли Визеля – Кори сказал: «Грир», а она сказала: «Что», и он сказал: «Ты знаешь, что». Улыбнулся ей новой лукавой улыбкой – это ее одновременно и ошарашило, и нет, а потом заключил ее лицо в ладони и поцеловал так стремительно, что зубы их стукнулись друг о друга. В тот миг, когда она почувствовала прикосновение кончика его языка, она услышала его стон, и от этого ей сделалось так, будто органы внутри размешивали ложками. Потом Кори взял ее за плечи и уложил, а сам улегся сверху, и сердца их неслись взапуски. Грир так ошалела, что не знала, что с собой делать.

– Ты не против? – спросил он, а она не знала, что ответить. Как она может быть против? Какое-то не то слово. Он дотронулся до ее грудей под лифчиком, оба притихли, ошеломленные ощущением. Когда он расстегнул лифчик и стал целовать ей грудь, ей показалось, что она того и гляди лишится чувств. Можно лишиться чувств лежа? – подумала она. Через некоторое время, после множества прикосновений, он разомкнул ее джинсы с таким громким звуком, будто полено треснуло в камине.

Потом пальцы его замерли тантрически в нанопространстве между джинсами и трусиками, и тут он неожиданно и необъяснимо разболтался.