Женские убеждения

Вулицер Мег

Грир вцепилась в гнутую кромку передней скамьи.

– Мизогинией? – повторила она погромче, но интонация неуверенно взмыла вверх на последнем слоге. Она терпеть не могла, когда ее голос такое проделывал. Она недавно читала про это явление: как девушки завершают фразы восходящей интонацией, как будто сами не знают, утверждение это или вопрос. Называлось это «полувопросом». Я не хочу полувопросов! – подумала она. Я же выставлю себя полной дурой. С другой стороны, всегда проще маскировать утверждения под вопросы, потому что всегда можно сдать назад и сказать: я же просто спросила, тогда тебя не станут стыдить за то, что ты не права. Грир вспомнила, как приподняла полы

воображаемой юбки и сделала реверанс Даррену Тинзлеру, потому что он навис над ней, приподнял кепку, а она не знала, что еще тут можно сделать. Если ты не уверенная в себе женщина, ты будешь иногда пользоваться восходящей интонацией на конце фраз, а порой будешь даже приподнимать несуществующие одежды.

Теперь она соблюдала осторожность, зная, что если слишком разговорится про мизогинию, головы опустятся на грудь и все засопят носами. На подобные темы нужно говорить в бодром темпе, нужно сохранять напор и динамизм, как это умеет Фейт Фрэнк.

Дело в том, что она знала: все не так безнадежно. Да, женское движение эпохи Фейт Фрэнк не сумело окончательно победить предвзятое отношение к женщинам и несправедливость – будто материнская рука провела прохладным платком по горячему лбу мира. Но несмотря на надругательства и сексизм, несмотря на то, как легонько шлепнули по рукам Даррена Тинзлера, несмотря на разницу в оплате труда, существующую до сих пор, и на прискорбно малое число женщин на всех уровнях власти – будь то королевство или корпорация; несмотря на то, как интернет набит сгустками мужской солидарности и гнева – «Мы – мужики, они – свиноматки!», вот клич современных мушкетеров, а тролли во всех подробностях расписывают, как будут отрезать части тела знаменитым журналисткам и телеведущим, – несмотря на это, мир стал к женщинам гораздо добрее.

Опус, эта изумительная вокалистка со сногсшибательным голосом – одна из тех, кого Фейт пригласила бы на ужин мечты – недавно выпустила хит, гимн под названием «Сильные», который часто звучал на кампусе через колонки, выставленные в открытые окна.

А эта смешная, грустная, милая, порой несколько неприятная пьеса «Рэгтайм» – в принципе, набор скетчей про то, как у тебя начались месячные или не начались месячные, в которой судьба героев прослеживается с двенадцати лет через юность во взрослую жизнь, через желанные и нежеланные беременности, а заканчивается гормональными сбоями и приливами пожилого возраста – прожила счастливую здоровую жизнь за пределами Бродвея, а теперь ее ставят в малобюджетном варианте по всей стране, в местных театриках и клубах. Всего-то и нужно, что четыре складных стула и четыре актрисы. В постановках в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе любят играть знаменитости: участие в этом спектакле превратилось в статусную вещь, что в итоге принесло немало денег авторам пьесы, которые дружили с шестого класса. «У Шерон месячные начались у первой, – так гласил их профиль в „Нью-Йорк таймс“, – у Мэдди – спустя неделю».

А еще были самые разные блоги феминисток, хотя самым лучшим и известным, безусловно, оставался «Фем-фаталь»: его вели из Сиэтла, писали смачно, зачастую язвительно, без стеснения рассуждали о сексе и физиологических процессах, в качестве основных свойств блога отмечали «секс-позитив, стебность, прямолинейность, но читать офигенно». Блог не ведал страха и обращался к любым темам, не боясь, что ему прилетит.

Грир читала «Фем-фаталь» всю осень, при том что писавшие туда женщины – бодибилдерша, порнозвезда, разные забавные и язвительные молодые критикессы – смущали ее своей непрошибаемой самоуверенностью. Они были немногим старше нее, но уже обрели собственный

голос. Она пыталась понять, как им это удалось.

Грир судорожно вдохнула и обратилась к Фейт:

– Вам оттуда видно мою футболку? На моей подруге такая же, – великодушно добавила она. – Мы их носим, потому что этой осенью на кампусе был случай сексуального домогательства.

Вышло «дом-гадельства». Ну почему? Мало полувопросительных интонаций, теперь к ним добавился выпендреж. Ничего общего с естественной, уверенной в себе тональностью Фейт Фрэнк.

– Разбирательство было чисто формальное, – добавила Грир. – А решение – настоящий фарс.

Она услышала первые признаки отклика со скамей: кто-то неуверенно зааплодировал, кто-то произнес: «Это ты так считаешь», после чего из другой части зала негромко шикнули.

– Тому, кто все это сделал, предложили походить к психологу, – продолжала Грир, – но оставили его здесь, хотя он оскорбил нескольких женщин, в том числе и меня. – Ей пришлось сделать паузу. – Вот, его лицо у нас на футболках. С футболками тоже мало что получилось. Никому они оказались не нужны. Я, наверное, хочу у вас спросить, что еще можно сделать. Что предпринять.

Грир поспешно села, а Зи быстрым движением ее обняла. Повисло сдержанное напряженное молчание, по ходу которого все присутствовавшие, похоже, пытались сообразить, стоит ли снова заводиться по этому поводу – все же уже обсудили и официально закончили. Большинство явно сразу же пришло к выводу, что не стоит – подумаешь, учебная лекция в мерзкий мокрый промозглый вечер, да и вообще уже поздно. Еще нужно написать отзыв объемом от трех до пяти страниц на «Государя» Макиавелли для коллоквиума. Пора звонить мамам и папам. «Положи мне еще денег на счет», – в лоб потребуют сыночки и доченьки вместо «здравствуй».

На какой-то момент Фейт Фрэнк будто бы сделалась выше ростом, потом подалась над кафедрой вперед, положила на нее руки и негромко произнесла:

– Спасибо за этот вопрос – я вижу, он задан от всего сердца.

Грир не двигалась и не дышала; Зи рядом с ней притихла тоже.

– Что меня раз за разом изумляет, так это недопустимый произвол всех этих разбирательств на кампусах, – сказала Фейт. – Что вам делать? Я не знаю всех обстоятельств, но уверена, что вы будете и дальше обсуждать это с подругами.

Она закинула назад голову, собиралась сказать что-то еще, но тут встала замдекана и произнесла:

– Боюсь, наше время истекло. Поблагодарим гостью за прекрасный вечер.

Вновь зазвучали аплодисменты, Фейт Фрэнк отступила назад – и все кончилось. Грир смотрела, как Фейт обступили, люди специально пытались попасть ей в поле зрения, чтобы поговорить с ней лично. Даже те, кому раньше вроде как было скучно, теперь передумали. Студенты, преподаватели, администраторы, гости из местных обступили Фейт – так горожане обступают в опере знаменитость, Грир же стояла в сторонке, а Зи – с ней рядом. Грир уже поговорила напрямую с Фейт Фрэнк, это было ошеломительно, но в итоге – незавершенно, мучительно. Теперь, впрочем, уже ничего не поделаешь: вокруг Фейт сомкнулась толпа.

– Ух, здорово было бы пообщаться с ней хотя бы секундочку, – сказала Зи. – В смысле, она же уже здесь. Вот только народу слишком много, я явлюсь к ней, как очередная фанатка. А я так не хочу.

– И я тоже.

– Ты как, назад в общагу?

– Да. Работать нужно, – сказала Грир.

– Вечно тебе нужно работать.

– Это верно.

– Ну, мы ее хоть послушали, а ты с ней даже поговорила, – заметила Зи. – Ты молодчина. Хочешь пиццу? В «Грациано» доставка допоздна работает.