Женское счастье
Шрифт:
Тороплюсь и не смотрю по сторонам, пока дорогу у палаты сестры мне не преграждает мужчина в костюме и накинутом поверх белом халате.
– Даниэла?
Утвердительно киваю.
– Я - отец Влада. Можем мы с вами минуту поговорить?
Глава 24
Даниэла
Я Крыжевского-старшего не встречала ни разу. Сестра меня не тянула туда, где самой приходилось несладко. Но я сейчас сама разбита и уничтожена. Не знаю,
Поэтому всё же замираю. Мужчине чуть за пятьдесят, но он выглядит очень хорошо. Как представитель противоположного пола. Никакой обрюзглости и неряшливости. Только черные круги вокруг глаз, сжатые крепко губы и стиснутые в кулаки руки выдают его состояние.
– Не понимаю о чем, - я слишком потеряна, что взваливать на себя чужое горе.
Влад был плохим человеком. Он причинил моей сестре много боли. Я не знаю, как относиться к тому, что он умер. Жалеть не получается. Радоваться совесть не позволяет.
– Давайте выйдем ненадолго. Я знаю, что вы не при чем. Но вы единственный родной человек, который остался у сестры. И вас она должна послушать, - от мужчины исходят волны превосходства.
И я знаю, что мне не нужно с ним идти. Но выхожу на улицу. Он кивает на автомобиль, припаркованный во дворе больницы. Кругом ходят люди. А ему, видимо, нужно уединение.
– Даниэла, у меня погиб единственный сын, - начинает он, как только мы оказываемся в салоне.
Я непроизвольно поджимаю губы. Он это замечает. У него вообще очень умный и внимательный взгляд.
– Я знаю, каким он был. И знаю, что у вашей сестры был миллион причин для обид. Но вы должны убедить её оставить ребенка, которого она ждет, и не делать глупостей.
Разговор ставит меня в тупик.
– Она ведь на сохранении?!
– нерешительно произношу, закусываю нижнюю губу зубами.
Мне достается снисходительный взгляд.
– Её сюда привезли с кровотечением. Она требовала сделать чистку.
У меня пропадает дар речи. Из телефонного разговора с Жасмин я решила, что она передумала.
На мой изумленный взгляд Крыжевский утвердительно кивает.
– Мне пришлось задействовать свое влияние, чтобы не случилось непоправимого. Я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы этот ребенок родился. Но чрезмерно давить на беременную женщину мне бы не хотелось. Помогите мне...
– он просит. Реально просит о помощи.
– И своей сестре - тоже. Жених расторг помолвку. Родить этого малыша ей будет выгодно. Я ее не обижу.
Трясу головой. Сумасшедший мир, где все продается и покупается. Даже нерожденные.
– Давайте не будем торговать детьми. Тем более теми, которых еще нет. Это как-то вообще за гранью. С сестрой я поговорю. Думаю, что она прислушается. Вчера она, скорее всего, была в шоковом состоянии. Что бы она не говорила,
Мои слова повисают в воздухе. Но то, что я сказала - правда. Пусть это была странная любовь. Но, как оказалось, в любви нет правил и границ. Это только чувство.
– Что у вас с лицом?
– от этого вопроса я вздрагиваю.
Я надеялась, что то, что меня ударили - незаметно. Похоже, надеялась я напрасно.
– Ничего, - тихо бурчу и дергаю ручку дверцы, пытаясь выбраться наружу.
Антон Павлович выходит следом.
– Даниэла, я не хочу быть подонком. Но буду им, если придется.
Киваю, что поняла. Что мне ему еще сказать? Я была против аборта и не верила, что Жасмин удастся провести Славу. Вернее его мать.
В каком состоянии сестра сейчас, я могу лишь гадать.
– Я пойду, - озвучиваю очевидное.
– Если вам нужна помощь, я готов помочь, - я передергиваю плечами на этих словах Крыжевского.
– Ничего не нужно. Спасибо.
Он не идет за мной. И это заставляет меня чувствовать облегчение. Сейчас моя собственная ситуация отходит на второй план. Я очень хочу, чтобы у Жасмин всё наладилось. Если отбросить розовые очки, противостояние с Крыжевским она не потянет. А вот плюсов от того, что она пойдет ему навстречу, может быть много.
И как бы там ни было, я не хочу, чтобы она убивала собственного ребенка. Малыш ни в чем не виноват.
Сестра в одноместной палате. Стучусь, заглядываю внутрь.
– Жас?
– зову по имени, потому что она лежит на кровати с закрытыми глазами.
Не спит.
Сразу же открывает их.
– Привет. Этого видела?
– голос у нее слабый. Вид бледный.
– Кого?
– переспрашиваю.
– Антона Павловича.
– Видела.
Я подхожу ближе и собираюсь разбирать сумки, но Жас ловит меня за руку.
– Что с лицом?
Чувство стыда усиливается до размера небоскреба.
– Кто тебя?
– её голос звенит от негодования, - Только не ври!
Я и не собиралась.
– Демьян.
– Почему?!
– мое лицо само говорит о том, что я наделала.
– Зачем, Дань? Ты же правильная...
– Не настолько, - прерываю я сестру. И перевожу тему, - Жас, я тебя не послушала, когда ты была права. Послушай ты меня. Не конфликтуй с Крыжевским и оставь ребенка.
– Нажаловался?
– она хмурится. Потом насупленные брови разглаживаются, - Я... Он прав, конечно. Я вчера не в себе была. Как будто с ума сошла. Влад... погиб... Слава узнал, что не от него беременная. Потом живот заболел. Мне стало страшно. Я привыкла быть свободной. Ребенок свяжет меня по рукам и ногам. Но с Антоном Павловичем тягаться - это как на еже голой жопой пытаться ехать. А может и хуже. Я не настолько безбашенная.