Жены и дочери
Шрифт:
Глава XXVIII
Соперничество
Спустя несколько дней после бала Синтия была очень молчаливой. Молли, которая пообещала себе вволю наговориться с ней о прошедшем развлечении, была разочарована. Правда, миссис Гибсон была готова говорить об этом столько раз, сколько будет угодно, но ее слова всегда напоминали готовую одежду, в которой отсутствует всякая индивидуальность. Каждый мог бы воспользоваться ими и описать любой бал, лишь изменив имена собственные. Она неоднократно использовала одни и те же выражения, пока Молли не стали раздражать сами предложения и их очередность.
— Ах, мистер Осборн, вы должны были быть там! Я много раз говорила себе,
— Я часто думал о вас в тот вечер!
— Правда? Как вы добры! Синтия, дорогая! Ты слышала, что сказал мистер Осборн Хэмли? — Синтия как раз вошла в комнату. — Он думал о нас весь вечер бала.
— Он не просто вспомнил о нас в тот вечер, — ответила Синтия, мягко улыбнувшись. — Мы обязаны поблагодарить его за те прекрасные цветы, мама.
— О! — воскликнул Осборн, — вы не должны благодарить только меня. Конечно, это была моя идея, но Роджер взял на себя все хлопоты.
— Я считаю, что идея — это главное, — заметила миссис Гибсон. — Мысль — духовна, тогда как действие всего лишь материально.
Это прекрасное изречение удивило саму говорящую, но в подобном разговоре нет нужды точно определять значение всего того, что произносится.
— Я боюсь, что цветы слишком запоздали, чтобы ими смогли воспользоваться, — продолжил Осборн. — На следующее утро я встретил Престона, и, конечно, мы поговорили о бале. Я сожалею, что он опередил нас.
— Он послал всего лишь один букет, и тот предназначался Синтии, — сказала Молли, отвлекаясь от рукоделия. — И его принесли уже после того, как мы получили цветы из Хэмли.
Девушка бросила взгляд на лицо Синтии, прежде чем снова склониться над шитьем. Лицо той пылало, а в глазах вспыхивали огоньки гнева. И она, и ее мать поспешили заговорить, как только Молли замолчала, но Синтия задохнулась от эмоций, поэтому миссис Гибсон взяла слово.
— Букет мистера Престона оказался одним из тех формальных букетов, который можно купить в питомнике, и в самом подарке не было ни капли искреннего чувства. Я бы охотнее приняла две или три лилии из долины, собранные для меня человеком, который мне нравится, чем самый дорогой букет, который можно купить.
— Мистер Престон не имел права говорить, что он опередил вас, — заметила Синтия. — Его букет принесли как раз в ту минуту, когда мы уже были готовы ехать, и я немедленно бросила его в огонь.
— Синтия, дорогая моя! — воскликнула миссис Гибсон, которая до этого ничего не знала об участи, постигшей цветы. — Что о тебе подумает мистер Осборн Хэмли. Но, разумеется, я вполне понимаю твой поступок. Ты унаследовала мои предубеждения… которые я питаю по отношению к покупным цветам.
Синтия молчала минуту, затем сказала:
— Я использовала несколько ваших цветов, мистер Хэмли, чтобы украсить прическу Молли. Это было великое искушение, потому что они так подходили по цвету к ее коралловому ожерелью. Но полагаю, она посчитала, что нарушать целостность букета вероломно, поэтому я должна взять всю вину на себя.
— Мой брат составлял букеты, как я уже сказал вам. Но я уверен, он бы скорее предпочел увидеть цветы в прическе мисс Гибсон, чем в огне камина. Мистер Престон потерпел поражение.
Осборна скорее позабавило произошедшее, и ему бы хотелось разузнать мотивы поведения Синтии немного подробнее. Он не слышал, как Молли тихо произнесла, словно говорила сама с собой: «Я взяла свой букет, как только его прислали», поскольку миссис Гибсон полностью поменяла тему.
— Говоря о лилиях из долины, правда, что это полевые цветы, растущие в Херствуде? Хотя сейчас для них еще не время цвести, но когда оно придет, я думаю, мы должны прогуляться туда… взять с собой корзину с ланчем… и устроить
— Мне бы очень это понравилось, — ответил Осборн, — но меня может не оказаться дома. Скорее Роджер будет дома в то время… через месяц, — он подумывал съездить в Лондон, чтобы продать свои стихи, а затем поехать в Винчестер, чего он так ждал — для подобного удовольствия подходил конец мая, Осборн не просто думал об этом, но и писал в своих письмах к жене.
— О, но вы должны быть с нами! Мы должны дождаться мистера Осборна Хэмли, правда, Синтия?
— Я боюсь, лилии не станут ждать, — ответила Синтия.
— Что ж, тогда мы должны отложить прогулку, пока не расцветет шиповник и жимолость. Тогда ведь вы будете дома? Или лондонский сезон предоставляет слишком много приманок?
— Я точно не знаю, когда цветет шиповник.
— Вы, поэт, и не знаете? Разве вы не помните строки…
«Встречали розы нас с тобою Улыбкой в парках и садах»? [84]— Да, но эти строки не определяют время года, когда цветут розы; я считаю, что в своей жизни я больше руководствуюсь лунным календарем, нежели цветочным. Вам лучше взять в спутники моего брата, он лучше разбирается в цветах, я же только знаком с ними теоретически.
84
Из баллады «Это было не зимой» («It was not in the winter», 1827) Томаса Худа (1799–1845). Пер. Марины Маровской.
— Подразумевает ли это прекрасное слово «теоретически», что вы не разбираетесь в цветах? — спросила Синтия.
— Разумеется, мы будем рады видеть вашего брата, но почему бы вам не присоединиться к нам тоже? Признаюсь, я немного робею в присутствии такого серьезного и образованного человека, как ваш брат. Подарите мне немного очаровательного незнания, если мы должны назвать его тем грубым словом.
Осборн поклонился. Ему было очень приятно, что его балуют и льстят ему, даже если он все время знал, что это всего лишь лесть. Ему нравилось приходить в этот дом, где обстановка так приятно отличалась от гнетущей атмосферы его собственного жилища, и где общество двух милых девушек и успокаивающая сладость речей их матери всегда ожидали его. Не говоря уже о гостиной, что поразила его поэтические чувства, — в ней было полно цветов, все кресла были удобными, а столы заставлены милыми безделушками в отличие от роскошных комнат его дома, где портьеры были изношенными, стулья неудобными, и женская рука не придавала изящества строгой обстановке. К тому же блюда, легкие и хорошо приготовленные, пришлись ему по вкусу и утоляли его изысканный аппетит намного лучше, чем обильные и тяжелые яства, приготовленные слугами из поместья. Осборн стал немного побаиваться, что слишком частые визиты к Гибсонам войдут у него в привычку (не потому, что он боялся последствий, к которым могло привести общение с двумя молодыми девушками, поскольку он никогда не думал о них иначе, как о друзьях, — он никогда не забывал, что он женат, а Эме так прочно царила в его сердце — что даже не представлял, что другие могут смотреть на него как на возможного мужа); но порой задумывался, не слишком ли часто он злоупотребляет оказываемым ему гостеприимством, не имея возможности отплатить тем же.