Жены и дочери
Шрифт:
− Что ж! Возможно, Осборну следовало бы искать более знатную девушку.
− «Возможно!» Я говорю, он должен, — сквайр ударил кулаком по столу, отчего сердце его жены забилось чаще. — А что касается Роджера, — продолжил он, не осознавая, в какое волнение привел свою жену, — ему придется самому пробивать себе дорогу и зарабатывать себе на хлеб. Боюсь, он не очень блестяще преуспевает в Кэмбридже. Он не должен помышлять о романах ближайшие десять лет.
− Если он не женится на удаче, — ответила миссис Хэмли больше ради того, чтобы скрыть свою дрожь, чем просто ради ответа, поскольку
− Ни один из моих сыновей не возьмет в жены женщину, которая богаче его самого, с моего благословения, — снова произнес сквайр с ударением, но без удара. — Я бы не возражал, если бы Роджер, зарабатывая пятьсот фунтов в год к тридцати годам, не выбрал себе в жены женщину с десятью тысячами фунтов, но я был бы против, если бы мой мальчик только с двумястами фунтами в год — все, что Роджер получит от нас, и это ненадолго — женился бы на женщине с пятьюдесятью тысячами приданого, я отрекусь от него, это было бы просто отвратительно.
− А если бы они любили друг друга, и их счастье целиком зависело бы от женитьбы? — спокойно заметила миссис Хэмли.
− Фу! Прочь любовь! Нет, моя дорогая, мы любили друг друга так сильно, что никогда бы не были счастливы с кем-то еще, но это совсем другое. Люди сейчас не такие, какими были в годы нашей молодости. Вся любовь в наши дни — всего лишь глупая фантазия и слезливый роман, насколько я понимаю.
Мистер Гибсон считал, что уладил все относительно приезда Молли в Хэмли, прежде чем поговорил с ней об этой поездке, но сделал это лишь утром того дня, когда миссис Хэмли ожидала ее. Он сказал:
− Между прочим, Молли, сегодня днем ты должна поехать в Хэмли. Миссис Хэмли хочет, чтобы ты приехала к ней на пару недель, и меня вполне устроит, если ты примешь ее приглашение прямо сейчас.
− Поехать в Хэмли?! Сегодня днем?! Папа, ты задумал что-то странное, что-то тайное. Пожалуйста, скажи мне, что это. Поехать в Хэмли на пару недель! За всю мою жизнь я никогда не уезжала из дома без тебя.
− Возможно, и нет. Я не думаю, что ты пошла прежде, чем встала на землю. Все когда-то начинается.
− Это связано с тем письмом, которое было адресовано мне, и которое ты забрал из моих рук до того, как я смогла прочитать адрес, — она не сводила своих серых глаз с лица отца, словно намеревалась выведать его секрет.
Он только улыбнулся и сказал:
− Ты — колдунья, гусенок.
− Значит, связано! Если это была записка от миссис Хэмли, почему мне нельзя было ее прочитать? Я думала, не задумал ли ты что-нибудь после того дня… четверга, верно? Ты уехал с таким задумчивым и озабоченным видом, как заговорщик. Скажи мне, папа, — приблизившись к отцу, умоляла Молли, — почему я не могла посмотреть ту записку? И почему я должна ехать к Хэмли так неожиданно?
− Тебе не хочется ехать? Ты бы предпочла не ехать?
Если бы она ответила, что не хочет, он был бы скорее доволен, чем расстроен, хотя этот ответ поставил бы его в довольно затруднительное положение, он начал страшиться разлуки с ней даже на короткий срок. Тем не менее, она ответила откровенно:
− Я не знаю… пожалуй, мне бы хотелось поехать, если бы у меня было немного больше времени, чтобы подумать об этом. Сейчас меня очень пугает
− Где-то сидят три старые женщины и в эту самую минуту думают о тебе. У одной в руках ручная прялка, она прядет нить. Но на нити образовался узелок, и она озадачена, что с ним делать. У ее сестры в руках ножницы, и она хочет — как делает всегда, когда какая-нибудь помеха нарушает плавность нити — отрезать ее. Но третья, у которой самая умная голова из них троих, размышляет, как развязать узел. И именно она решила, что ты должна поехать в Хэмли. Ее доводы убедят других. Поэтому, раз Судьба определила, что этот визит нужно нанести, тебе и мне ничего не остается, как подчиниться.
− Это все небылица, папа, и ты только разжег мое любопытство, чтобы выяснить эту скрытую причину.
Мистер Гибсон теперь сменил тон и заговорил серьезно.
− Есть причина, Молли, которую мне бы не хотелось открывать. Я скажу тебе только одно, я жду, что ты будешь честной девочкой и постараешься даже не строить догадок, в чем может быть причина — по крайней мере, не пытайся собирать догадки воедино, иначе ты обнаружишь то, что я хочу скрыть.
− Папа, я даже не буду думать о твоей причине. Но тогда мне придется побеспокоить тебя другим вопросом. В этом году у меня еще не было новых платьев, я выросла из всех прошлогодних летних нарядов. Я могу надеть только три из них. Только вчера Бетти говорила, что мне нужны еще платья.
− А разве то, что надето на тебе, не подойдет? У него очень приятный цвет.
− Да, но, папа, — Молли расправила платье, словно собралась танцевать, — оно шерстяное, тяжелое, в нем так жарко. А с каждым днем становится все теплее.
− Мне бы хотелось, чтобы девочки одевались, как мальчики, — ответил мистер Гибсон с нетерпением. — Откуда мужчине знать, когда его дочери нужна одежда? И как он должен одеть ее, когда выясняет, что ей нужны платья, а их у нее нет?
− Ах, вот в чем вопрос! — сказала Молли с некоторым отчаянием.
− Может, ты сходишь к мисс Роуз? Разве у нее нет готовых платьев для девушек твоего возраста?
− Мисс Роуз?! Я никогда в жизни ничего у нее не покупала, — ответила Молли, удивившись. Мисс Роуз была великолепной портнихой и модисткой в маленьком городке, но до сих пор Бетти сама шила девичьи платья.
− Что ж, кажется, теперь тебя считают молодой девушкой, и полагаю, ты должна делать долги у модистки, как другие девушки. Это не означает, что ты должна получать все и везде, не оплачивая покупку наличными. Вот десять фунтов, сходи к мисс Роуз или к мисс Как-ее-там и сразу купи то, что тебе нужно. Экипаж Хэмли приедет за тобой в два, и все, что не будет еще готово, без труда можно будет отослать с их повозкой в субботу, кто-нибудь из их людей всегда приезжает в этот день на рынок. Нет, не благодари меня! Я не хочу тратить деньги и не хочу, чтобы ты уезжала и покидала меня. Я буду скучать по тебе, я знаю. И только жесткая необходимость заставляет меня отсылать тебя с этим визитом и выбрасывать десять фунтов на твою одежду. Вот, ступай, мое наказание, и я намерен перестать любить тебя как можно скорее.