Жернова. 1918-1953. Книга девятая. В шаге от пропасти

Мануйлов Виктор Васильевич

Из лощины вымахали два всадника и стали подниматься по отлогому скату. В одном из них Конев узнал командира кавалерийской дивизии подполковника Стученко. Вороной жеребец без видимых усилий преодолевал подъем, неся на себе всадника, припавшего к его гриве. Комдив осадил коня в нескольких метрах от группы командиров и, не покидая седла, кинул руку к кубанке, доложил:

– Товарищ командующий! Дивизия к атаке на прорыв и к рейду по тылам противника готова. Когда прикажете начинать?

– Начинайте

сейчас! Пехота дырку в немецких позициях для вас проделала. Возле того вон березового колка, что между холмами, – показал Конев рукой, – немцев уже практически нет. В этом направлении и двигайте. Так, Чугунов? – спросил он, обернувшись к стоящему рядом командиру стрелковой дивизии, пожилому полковнику с одутловатым лицом.

– Так точно, товарищ командующий! – дернулся тот, прикладывая руку к матерчатому козырьку фуражки. – Еще час назад наш батальон выбил противника с занимаемых им позиций на этих холмах. Противник в панике бежал. Оттуда доложили, что идет зачистка местности.

– Вот видишь, кавалерия? Давай, как говорится, с богом. Путь к немцам в тыл для вас открыт.

Подполковник поднял коня на дыбы, на месте развернулся и поскакал назад, к лощине.

Прошло минут десять, и вот из лощины потянулась колонна конницы по четыре всадника в ряду. Выбравшись на покатое поле, первые эскадроны перешли в галоп, чтобы поскорее миновать открытое место. И тут…

И тут с холмов ударили пулеметы, да так густо, будто и не было атаки батальона, артподготовки, звонка о взятии позиций и всего прочего.

Видно было, как падают кони вместе со всадниками, как налетают на них скачущие сзади. Все там смешалось, сбилось в кучу. Затем оставшиеся в живых отпрянули к березовому колку, а продолжающие вытекать из лощины эскадроны стали разворачивались для атаки. Вспыхивали на солнце шашки, треск пулеметов покрыл далекое «ура» – и все повторилось. Только теперь к пулеметам прибавились разрывы мин.

Конев, повернув багровое от гнева лицо к командиру стрелковой дивизии, крикнул:

– Это как прикажешь понимать, Чугунов, мать твою… так и разэтак? Зас-стрелю! – и лапнул кобуру, не попадая рукой в нужное место. – Под трибунал пойдешь! Под расстрел! Смотри! Смотри, что ты натворил!

– Я не виноват, товарищ командующий: доложили оттуда… по телефону, что взяли… Я думал, что… – оправдывался полковник Чугунов, бледный как белый подворотничок на его гимнастерке.

– Он думал! Задницей ты думал, Чугунов, а не головой! – и Конев, оставив комдива, крикнул, ни к кому не обращаясь: – Ракету! Ракету, мать вашу! Прекратить атаку! – И снова к полковнику: – Чтобы к десяти часам все это… – повел рукой командарм, – было взято, закреплено и обеспечено с флангов для прохода конницы. – И опять сбиваясь на крик: – Сегодня же! К десяти утра! Понял? И ни минутой позже! Сам веди в атаку батальоны, если не умеешь командовать! Иначе… иначе застрелю собственной рукой.

От

леса, петляя бежали двое. По ним стреляли. Видно было, как густые фонтанчики пыли окружают их со всех сторон. Беглецы то падали, то ползли, то, когда стрельба затихала, снова поднимались и бежали, бежали изо всех сил, но бег их был бегом обреченных: на таком открытом поле уцелеть, казалось, было невозможно. Но каким-то чудом они все еще оставались живыми. Вот достигли того места, где полегла половина головного эскадрона, и, лавируя между трупами лошадей и людей, прикрываясь ими от плотного огня из окопов, то появляясь, то исчезая из виду, все подвигались в сторону лощины, и все, кто находился на холме, следили за ними и переживали.

С нашей стороны ударили наконец минометы и пушки, редкая гряда разрывов встала по гребню холмов. Несколько дымовых снарядов отсекли беглецов от противника, и они, пользуясь этим, вскочили, наддали ходу и скрылись среди густого кустарника лощины.

– Кто у тебя там, впереди? – спросил Конев у комдива, разглядывая в бинокль холмы.

Полковник Чугунов приблизился к командующему.

– Командир батальона Хрюкин, товарищ командующий, – поспешно ответил он.

– Сколько людей в батальоне?

– Четыреста. Четыреста двадцать шесть, товарищ командующий.

– И где этот батальон? Есть с ним связь или нет? – отрывисто и зло бросал слова Конев.

– Была, товарищ командующий. Полчаса назад как была, – поспешно ответил комдив. И, оборотившись, окликнул кого-то из группы офицеров, стоящих поодаль, неожиданно петушиным голосом: – Расулов!

К ним подбежал чернявый капитан, вытянулся с рукой у пилотки.

– Связь с батальоном Хрюкина! – взвизгнул полковник, багровея одутловатым лицом.

– Нет связи, товарищ полковник! Перебило! Я послал связистов… – звонким голосом сообщил капитан Расулов. И тут же обрадованно: – Да вон же они, связисты, товарищ полковник! – и показал рукой в сторону стелющегося над землей белого дыма, в котором что-то двигалось.

– Разобраться! – приказал полковник Чугунов. – И быстро – одна нога здесь, другая там!

Капитан Расулов, придерживая рукой полевую сумку, затрусил вниз, к лощине. Рядом с ним бежал красноармеец с катушкой провода.

Стрельба, между тем, прекратилась с обеих сторон.

Из лощины снова вымахал знакомый черный жеребец, неся на себе припавшего к гриве всадника в кубанке с голубым верхом. Рядом с ним, как приклеенный, скакал ординарец.

Командир кавдивизии Стученко подлетел к группе командиров, спрыгнул с коня и, вырвав из ножен шашку, пошел на командира стрелковой дивизии Чугунова, выкрикивая с хрипом рыдающим голосом из оскаленного рта:

– З-зар-рррублю! С-собака! С-сволочь! Предатель! Таких хлопцев!.. Таких хлопцев!.. Не за понюх табаку!.. Мать твою в копыто так-так-так и растак!