Жернова. 1918–1953. Книга тринадцатая. Обреченность

Мануйлов Виктор Васильевич

– Иди сюда, – раздается тихий голос Раи.

И я несусь в темноте по косым плитам, и кусты фундука весело хлещут меня своими мягкими лапами. Вот я впрыгиваю на мостик, хватаю Раю за плечи, и она прижимается ко мне, обвив мою шею руками, затем прижимается своими губами

к моим, и губы ее шевелятся, будто что-то шепчут неслышное моим губам, и я отвечаю ей тем же самым, хрия совсем не знаю, о чем говорят наши губы. Так мы стоим неподвижно минуту-другую, затем Рая нашаривает мою руку и тянет за собой.

Мы воришками минуем ее двор, тихо щелкает щеколда – и мы на улице. По улице идем молча. Народу – ни души. Лишь за заборами улавливается какая-то жизнь: то лениво прогремит цепью собака, то вспыхнет и погаснет огонек папиросы, то прозвучат голоса, то среди густой зелени засветится окно…

На улице ни единого фонаря, только на углу, где улица пересекается с главной улицей Адлера – улицей Ленина, желтеет тусклое пятно, но мы идем уверенно, крепко держась за руки. И так до самого моря, хотя, чем ближе к морю, тем больше фонарей. И народу тоже прибавляется. Но это все отдыхающие: местные на море ходят редко.

Со стороны парка доносится музыка: там танцплощадка, играет оркестр, танцуют.

– Ты умеешь танцевать? – тихо спрашивает Рая.

– Нет.

– Почему?

– Так. Неинтересно.

– Глупый.

Я молчу, хотя глупым себя не считаю. Но Рая так произносит это слово, что на нее никак нельзя обидеться. И вообще, в наших отношениях я все больше уступаю ей первенство, не чувствуя при этом никакого

унижения. Мне даже приятно ей уступать. И не только потому, что, как оказалось, она старше меня более чем на год, а потому, что она знает, как себя вести в ту или иную минуту, а я либо не знаю, либо не решаюсь делать то, что потом все-таки делаю, но исключительно по ее желанию.

На пляже почти ни души. Редко слышны всплески и негромкие голоса купающихся. Рая ведет меня дальше – в сторону развалин турецкой крепости. Там, собственно, и заканчивается Адлер. Дальше идут заросшие сады, больница, опытная станция. Там почти никто не купается ночью.

– Давай здесь, – говорит она шепотом.

– Давай, – соглашаюсь я.

Мы спускаемся к самой воде. Тихо шелестят волны, вода фосфорится, и голубоватая полоса прибоя тянется в обе стороны, постепенно затухая. А небо полно крупных звезд, они перемигиваются, словно живые, и отражаются в тихой морской воде.

– Я буду купаться голой, – говорит Рая как о само собой разумеющемся.

– Купайся, – голос мой опять хрипнет от волнения.

– Только ты ко мне не подходи.

– Хорошо.

Рая раздевается в пяти шагах от меня, но я вижу лишь смутную тень ее на фоне мерцающего моря. Вот она сняла свой халатик, вот остальное и положила на берег, на белое полотенце. Вот она шагнула в воду – и вокруг ее ног вода вспыхнула серебристым сиянием. Вот она сделала еще несколько шагов и погрузилась в воду целиком. Но свечение воды не освещает, а лишь очерчивает контуры тела.

Конец ознакомительного фрагмента.