Жернова

Росс Вик

В ушах зазвенело, время замедлилось и растянулось как патока. Будто в тяжелом сне, он видел — Коста поднимает ногу, чтобы со всей дури врезать ему пяткой в переносицу и свалить вниз. Что ты сделаешь, девяносто девятый, зависнув жопой меж досками над бурлящей водой? То, что сделает любой, у кого… есть смертоносное оружие…

Он вложил всю силу в короткий удар снизу — выхваченный сзади из-за ремня рострум меченоса вошел как в масло меж расставленных ляжек Косты, разом пробив мочевой пузырь и кишечник. Одним толчком вскочив из «штага» на доски, Бренн успел подхватить гладиус, выпавший из руки врага, и

молча смотрел, как, раззявив рот и дергая кадыком, тот заваливается, тяжело рушится в воду, подымая тучу брызг, и как пятнистая мурена с ходу вгрызается ему в окровавленную промежность. По трибунам прокатился хохот и свист. Другие твари, раздразненные запахом крови, как бешеные набросились на еще трепыхающуюся жертву. Уже срываясь с места, Бренн видел, как отчаянно бьющегося Косту раздирали четверо хищников, вырывая куски мяса из живой добычи.

По ходу Игр возбуждение публики росло соразмерно числу растерзанных парней. Господа в ложах дергали рабынь за кольца, едва не вырывая их из ноздрей, пригибали их головы вниз, заставляя ласкать ртом вздыбленные органы, лихорадочно высвобожденные из бархата штанов. Знатные дамы впивались длинными ногтями в пенисы красивых порхов и тянули, принуждая юношей вылизывать их под вздернутыми юбками. Обилие крови горячило вялые и пресыщенные сердца нобилей из Розстейнар, распаляя жестокое сладострастие… а также веселило и самых бедных обитателей Бхаддуара, отвлекая от повседневности и житейских невзгод. Свирепый азарт и древняя первобытная радость от созерцания мучительной смерти не выпускали из когтистых лап всех подданных королевства без разбора, уродуя их мысли и калеча души.

***

Мышцы уже немели, наливаясь тяжестью и тянущей болью, когда над водной ареной, наконец, заколыхались гулкие волны гонга и заревели морские раковины, извещая об окончании Игры живцов. Острая челюсть бронзовой меч-рыбы на водяных часах воткнулась в цифру восемнадцать — именно столько длилась битва новобранцев. Всего-навсего! Бренну показалось, что все эти бесконечные восемнадцать минут он вообще не дышал.

Одиннадцать израненных парней стояли на барьере, глядя на побуревшую от крови воду, в которой плавали куски человечьего и рыбьего мяса. К облегчению Бренна, Микко пострадал не так сильно, как показалось, — он был в сознании и даже чуть приподнял ладонь, нашарив его глазами, и Бренн подтащил его к себе, усадив рядом и оперев спиной на решетку.

Из первой партии дрессированных порхов числом в двадцать пять голов уцелело пятнадцать, помеченных укусами и ранами разной глубины. Четверых тяжелораненых, которые не могли ни стоять, ни сидеть, унесли. У одного химера вырвала глаз и нос, у двоих с порванными сухожилиями тела превратились в куски мяса, сочащиеся кровью. Потратится ли хозяин Казаросса на их лечение? Бренн не обманывал себя — потратит, если кого-то из этих калек можно пользовать дальше, как рабочий скот — в Харчевне или в подземных лабиринтах Театра развлечений…

Маор встал и, ударив жезлом в бронзовый гонг, торжественно провозгласил в рупор ожидаемую фразу: — Участники Игры живцов! Наши уважаемые гости желают убедиться, что среди уцелевших не скрываются презренные трусы! Разворот! — он вновь ударил в гонг, и его вибрирующий тембр показался Бренну особенно мрачным…

Парни повернулись спинами к

центральной платформе, и Бренн, подтянув вверх и удерживая то и дело теряющего сознание Микко, велел ему одной рукой схватиться за прутья решетки, а другой обхватить себя за шею. Он знал, что глаза маора и зрителей сейчас шарят по их голым задницам, подсчитывая количество ожогов, оставленных раскаленным прутом пинчера-погонялы.

Зловеще оголяя в улыбке частокол крупных выбеленных зубов, маор направил жезл на шеренгу юношей:

— Убедитесь, господа! Живцы под номерами пять и семьдесят один выдали свою трусливую сущность, и не достойны звания кортавида! Позор! — взревел он, и его возмущенный театральный вопль с упоением подхватили на трибунах. У стоящего слева от Бренна семьдесят первого подкосились ноги, — на его заднице красовалось пять ожогов от прутов погонял.

— Избавимся от недостойных! — ревел маор, распаляя зрителей, и его голос, многократно усиленный рупором, волнами катился по трибунам.

Под направленными на них трезубцами охранников, живцы прошли в узкий проем меж стоек решетки, где, сгорбившись и пряча глаза, сняли с себя амуницию. Голых парней погнали по периметру Аквариума, чтобы все могли насладиться их позором и унижением. Бренн невольно содрогнулся, представив их кошмарное будущее после этой прилюдной травли.

— Ссыкло! Говнюки! Сосите, ублюдки! — бесновались зрители Нижнего города. Но и благородные напрочь забыли все приличия и надлежащую сдержанность в эмоциях. Дамы-ноблесс, сидящие в креслах на первом ряду, вскакивали, швыряя в опозоренных юношей камни из заранее принесенных рабами корзин, а господа, бесстыдно оголив половые органы, мочились на головы живцов, или плевали, соревнуясь друг с другом в меткости и стараясь попасть им в лицо.

Когда юноши, подгоняемые пинками и ударами пинчеров, скрылись за дверью, маор торжественно поднял обе руки, а центральная платформа стала медленно поворачиваться, чтобы распорядителя Игр видели все присутствующие.

— Избавившись от недостойных, мы, наконец, можем объявить: оставшимся девяти храбрецам присуждается статус КОРТАВИДА!

Садистский запал зрителей, направленный на только что затравленных юношей, тут же перетек в ликующие одобрительные вопли. Едва стоящие на барьере везунчики из последних сил потрясали мечами и громко кричали, прославляя Бхаддуар, королевскую чету и хозяина Казаросса — и их натужный ор подхватывали на всех трибунах.

Мысли путались. Бренн, который несколько минут назад был готов умереть, но уничтожить говнюка Косту, ощущал себя жалкой букашкой, над которой нависла подошва огромного тяжелого сапога… но в последний миг хозяин сапога вдруг передумал… Его не казнят — он не применял боевое оружие, а использовал лишь обломок рыбьей челюсти. Но иллюзий не было — он уцелел лишь благодаря яджу. Ни сил, ни выдержки, ни умений ему не хватило бы без разгоревшейся искры Жизнедателя. И сейчас здесь, среди везунчиков, стоял бы не он, а бледнокожий ублюдок Коста…

Однако пока он жив, и собирается остаться в этом состоянии как можно дольше. Осталось совсем немного до того момента, когда он вернется в дом на Вишневой улице — всего лишь вздрючить многорукого монстра из Абиссая. Всего лишь перегрызть ему глотку…