Жертва первой ошибки
Шрифт:
– Ирина Андреевна, дорогая вы моя, вы что же думаете, я не могу себе другую тему найти, попроще и побезопаснее? Уверяю вас, я полностью состоялся и как врач, и как ученый, и мне совершенно нет никакой необходимости карабкаться на баррикады, а про Витю я вообще не говорю. Дам ему разрабатывать олигофренов, так он только счастлив будет, ибо они ему практически братья по разуму.
Ирина усмехнулась.
– Мне это все нужно только потому, что я гражданин и хочу выполнить свой гражданский долг. Сейчас, в свете сегодняшней статистики, проблема кажется надуманной, даже фантастичной, и уж всяко не стоящей того, чтобы тратить силы
– Вы не слишком пессимистичны?
Михаил Семенович, нахмурясь, покачал головой:
– Отнюдь. Беспросветное существование рождает чудовищ. Нищета, пьянство, безотцовщина, безразличие матери от крайней измотанности – все это, дорогая моя, факторы очень нехорошие и во времени нарастают как снежный ком. Невротик воспитывает тяжелого невротика, тяжелый невротик – психопата, психопат – маньяка-убийцу. Патологические династии… Мы не в силах влиять на социальное устройство, но можем хотя бы придумать, как вычислять серийных убийц. Это в наших силах, и поэтому я прошу вашей помощи, Ирина Андреевна.
– Тайна следствия – это серьезное дело, Михаил Семенович.
Фыркнув, гость лукаво погрозил ей пальцем:
– Ах, Ирина Андреевна, дорогая вы моя, или вы хотите мне сказать, что не знаете, как у нас все решается? Вот уж позвольте не поверить! Макаров мог бы нам помочь, ведь он когда-то сталкивался, не понаслышке знает, что это такое. У вас нет на него случайно выходов?
Ирина поднялась и пошла за сумочкой. После долгих поисков та обнаружилась в капюшоне Володиной коляски, а тут и сам Володя возмутился, что его долго не берут на ручки.
С сыном на руках Ирина с трудом перелистала записную книжечку и продиктовала Михаилу Семеновичу номер приемной прокурора.
– Пусть Витя запишется к нему на прием по личным вопросам.
– Там же очередь наверняка на год вперед…
– Сейчас лето, так что, может быть, и нет.
Михаил Семенович скрыл свое разочарование под залпом комплиментов ей и Володе и отбыл, попросив разрешения как-нибудь еще злоупотребить ее гостеприимством.
Вскоре вернулась Гортензия Андреевна, и, хоть выразила сожаление, что не познакомилась с таким интересным человеком, видно было, что это неправда.
– Вообще-то очень странно, что он сорвался из города в непогоду только ради того, чтобы преподнести экземпляр своей книги малознакомой женщине, – сказала она сухо.
– Ничего удивительного, он просто надеется через меня выйти на прокурора города. Видно, больше никто в его окружении помочь не в силах.
– А вы?
– А у меня нет на Макарова выхода.
– А у меня, как ни странно, есть, – вдруг заявила Гортензия Андреевна.
– Как это?
– В свое время я учила его дочку, и, хоть категорически не приемлю блат, а его жена считает меня старой дурой, ради хорошего дела я готова через это переступить.
Ирина поморщилась. Почему жизнь всегда ткнет носом в то, что хочется забыть? Судьба свела ее с Макаровым, когда она была еще совсем юной и неопытной судьей, а он
Она как раз ждала Егора, и благодаря сочетанию неопытности и беременности ей расписывали самые простые и не кровавые дела. Таким на первый взгляд казалось дело о дорожно-транспортном происшествии, но как только она начала его рассматривать, так картинка, нарисованная следствием, посыпалась. Там был замешан настолько высокопоставленный чиновник, что следователь даже не сильно старался, выгораживая его, видимо, думал, что у судьи от громкого имени парализует волю и мозг. Но Ирина тогда была поглощена семьей, мечтала быть домохозяйкой, о карьере не беспокоилась, зато считала, что раз уж приходится трудиться, то надо делать это добросовестно.
Вот она и начала вникать и перенесла заседание, а на следующий же день к ней прискакал Макаров, с трудом скрывающий ярость под обходительными манерами и снисходительной улыбкой.
Встретив Федора Константиновича впервые, Ирина была сильно впечатлена. Статный, высокий, длинноногий, косая сажень в плечах, мечта, а не мужчина. Лицо его прекрасно подходило к высказыванию «если мужчина чуть красивее черта, то он уже великолепен», и ясно, что из юридических дам влюблена в него была не только одна Ирина.
Он казался суровым, смелым и мужественным человеком, и порой она позволяла себе помечтать, какой хорошей женой и преданной соратницей могла бы стать для прекрасного прокурора. Просто сладкие грезы, рудименты детской влюбленности, ничего больше.
И вот этот герой сам к ней приехал и принялся очень вежливо уговаривать молодую и неопытную, да к тому же еще в интересном положении даму не делать глупостей, а быстренько вынести приговор и жить дальше.
Ирина слушала, а во рту становилось кисло от обиды, что этот удивительный красавец с репутацией человека, пробившегося исключительно благодаря уму, мужеству и таланту, мужчина, максимально приблизившийся к ее идеалу, оказался обычным лизоблюдом и холуем.
Она пыталась объяснить, что следствие проведено с грубыми ошибками, и виновный на самом деле является потерпевшим, и что она не готова просто так, не разобравшись, упечь на нары невиновного, и Макаров вроде бы с ней даже согласился и заметил, как приятно видеть на судейском месте такую принципиальную и въедливую молодежь.
И как будто позволил ей действовать по справедливости, но адвокат подсудимого неожиданно взял больничный, потом свалился с какой-то хворью гособвинитель, а там Ирина ушла в декрет, и дело передали другому судье, который сделал все как надо.
Самое противное, что тот случай послужил толчком для первого крупного скандала между ней и отцом Егора. Муж орал, что она зря строит из себя самую умную, систему не переделать, а надо жить по ее правилам. Все равно сильные мира сего сделают как хотят, а если Ирина попробует помешать, то ее просто раздавят, а для гарантии и ее ближнее окружение, а он не хочет спустить свою карьеру в унитаз из-за строптивости жены.
Ссора была ужасная, и Ирина тогда впервые почувствовала омерзение оттого, что связала свою жизнь с таким ничтожеством, но быстро загнала это неприятное чувство в подсознание. Ведь самое страшное для женщины – это остаться одной, не правда ли? Ведь то, что у тебя есть муж, видят все, а что он трус и холуй, видишь только ты, поэтому надо, как пел Высоцкий, «стиснуть зубы да терпеть».