Жертва разума (Жертва безумия)
Шрифт:
А потом он их запер. Охваченные страхом, они прислушивались к каждому звуку, ожидая, что Мэйл вернется в любой момент, и Женевьева, не замолкая, повторяла одно и то же:
– Мама, что он собирается сделать?
Минута превратилась в десять, десять – в час, и девочки в конце концов уснули, а Энди прислонилась спиной к стене и попыталась думать…
Мэйл явился в три ночи, пьяный, возбужденный.
– Выходи, – прорычал он, глядя на Энди; в левой руке он держал банку с пивом.
Девочки проснулись, услышав, как открывается
– Что ты хочешь? – спросила Энди, поглядывая на часы, как будто это был самый обычный разговор и она куда-то спешила. Но от страха ее голос дрожал, хотя она и пыталась изо всех сил сохранять спокойствие. – Ты не можешь держать нас здесь, Джон. Это неправильно.
– Мне плевать, – заявил он. – Давай выходи, будь ты проклята.
Он сделал к ней шаг, его глаза потемнели от ярости, и Манетт уловила запах пива.
– Хорошо. Только не делай нам ничего плохого, не нужно. Идемте, девочки…
– Они останутся, – сказал Мэйл. – Только ты.
– Только я? – Внутри у Энди все сжалось.
– Именно.
Он улыбнулся и положил свободную руку на дверной косяк, как будто ему требовалась опора. Или, наоборот, как будто Мэйл был совершенно спокоен. Он заплел волосы в косички, и Энди вдруг сообразила, что от него, кроме пива, пахнет еще лосьоном после бритья или одеколоном.
Она посмотрела на девочек, затем на Мэйла и снова на дочерей.
– Я скоро вернусь, – пообещала она. – Джон не причинит мне вреда.
Обе девочки промолчали в ответ. Они ей не поверили.
Манетт обошла Мэйла по широкой дуге. Во внешней части подвала воздух оказался холоднее и более свежим, но первое, что она заметила, это еще один матрас, который Мэйл стащил вниз по лестнице. Энди шагнула к ней, когда дверь с грохотом захлопнулась у нее за спиной, и Джон предупредил:
– Не двигайся.
Энди остановилась, боясь пошевелиться. Он обошел ее и оказался между нею и дверью. Мгновение пристально на нее смотрел, немного покачиваясь на месте. Мэйл был сильно пьян – глаза полуприкрыты тяжелыми веками, губы кривятся в мерзкой презрительной усмешке.
– Никто не имеет ни малейшего представления, где вы находитесь и кто вас захватил, – заявил он и собрался рассмеяться; Энди поняла, что где-то в самых потаенных глубинах своего сознания он чувствует себя неуверенно. – Про это всю ночь по радио трепались. Копы носятся, как цыплята, у которых поотрубали бошки.
– Джон, они рано или поздно сюда приедут, – сказала она. – Мне кажется, для тебя лучше всего…
Энди автоматически перешла на докторский голос, слегка сухой, сдержанный тон, который использовала, когда беседовала с пациентами на деликатные темы. Аристократичный и одновременно говорящий о том, что она получила хорошее образование, он нередко выдавал ее собственное мнение по обсуждаемому вопросу.
Но в этот раз у нее не получилось.
Мэйл двигался очень быстро, на удивление, точно боксер среднего веса. Он подскочил к ней и так сильно ударил по лицу, что она упала. Еще мгновение назад Энди была
Мэйл подошел к ней вплотную, настолько близко, что она чувствовала его запах и видела материал, из которого были сшиты его джинсы.
– Никогда больше не говори со мной так, – прорычал он. – Нас никто не найдет. Ни за что на свете. А теперь встань и выпрямись. Вставай, я тебе сказал.
Манетт прижимала руки к лицу, чувствуя, что в голове не осталось ни одной внятной мысли: все они напоминали буковки из игры «Скрэббл» [26] , рассыпавшиеся по полу, после того как кто-то уронил доску. Она услышала какой-то треск и посмотрела на Мэйла, который в ярости наблюдал за ней. Он смял пивную банку в руке и отшвырнул ее в угол; она с грохотом отскочила от стены и рикошетом отлетела назад.
26
Настольная игра, аналог русского «Эрудита» – из букв игроки составляют слова.
– Показывай, – приказал Мэйл.
– Что? – Энди не имела ни малейшего представления о том, что ему нужно.
– Показывай, – повторил он.
– Что? – тупо повторила она, качая головой.
– Сиськи, я хочу посмотреть на твои сиськи.
Женщина начала отступать назад, один шаг, второй, но спасения не было: у нее за спиной, точно обрубок дуба, стояла старая угольная печь – дверца открыта и сдвинута чуть влево, а дальше черная дыра; там ей совсем не хотелось оказаться.
– Джон, ты же не хочешь причинить мне вред. Джон, – проговорила она. – Я тебе помогала.
Он наставил на нее указательный палец.
– Не смей об этом говорить. Не смей, не смей. Как же, помогала она! Ты отправила меня в вонючую больницу. Хорошо же ты мне помогла. – Он принялся дико оглядываться по сторонам, потом увидел банку из-под пива на полу. Он забыл, что все допил, и подошел к Энди. – Ну, давай, показывай.
Она скрестила на груди руки.
– Джон, я не могу…
Он снова ее ударил, так же быстро, как в прошлый раз, открытой ладонью, но не слишком сильно. Когда Энди подняла руки к лицу, он начал наносить ей новые и новые удары. Она не могла от них защититься, не могла остановить его, даже не видела, как приближается его рука.
А потом он набросился на нее, толкнул спиной на каменную стену и принялся рвать пиджак и блузку.
– Нет, Джон, не делай этого!.. – кричала она.
И он снова ее ударил, сбил с ног, схватил за волосы, потащил на матрас и рухнул на нее, усевшись сверху. Энди отбивалась, без особого результата размахивая руками. Тогда он поймал их, соединил вместе и прижал одной своей рукой. Энди его плохо видела и поняла, что у нее кровь на лице и в одном глазу.
– Джон… – Она заплакала, не в силах поверить, что он сможет сделать задуманное.