Жертва вторжения (сборник)
Шрифт:
Прежде чем начать операцию «Золушка», Минц дал городу две недели, чтобы все привыкли к жизни с новым портретом.
Удалову было трудно поверить в это, но, куда бы он ни зашел, он встречал глазами газетную страницу с портретом не известного никому синтетического человека. Никому он не нравился, никто его не любил, но отделаться от него было невозможно.
– Это называется харизмой, – объяснил Минц Удалову. – Слово это иностранное, не надо путать с химерой. Значит оно – дар божий. А дар божий или есть,
– Не наш с тобой. Я тут ни при чем!
– Пускай будет только мой! Мой портрет никому не мил, а вот выкинуть его никто не решается. Так что пошли.
– Куда?
– По домам. Сегодня десять бригад отправляются по домам Великого Гусляра, чтобы отыскать человека, который схож с портретом.
– А если такого нет?
– Тогда будем искать в районе.
– А если и там…
– Не беспокойся. Отправимся в область. У нас же теперь есть хрустальная туфелька.
– В каком смысле?
– В смысле обыкновенном. Будем обходить, сравнивать. Сравнивать и обходить.
Удалов посмеялся над другом.
На следующий день с утра Минц его разбудил. Была суббота, день свободный, но не очень солнечный, а так, дождь со снегом. Никак весна не разойдется.
Несмотря на воркотню Удалова, Минц, одетый надежно, тепло, но торжественно, как на зимние похороны, повел друга на площадь Землепроходцев. Там уже собрались добровольцы-поисковики «Золушки». Некоторых Удалов знал. Например, супругов Савичей, редактора Стендаля. Стендаль раздавал всем схемы участков, которые им выделялись. Минцу с Удаловым достался участок вдоль речки, от пристани до музея. А также трехэтажка-полухрущоба, построенная на месте устаревшей по дизайну церкви Николая Чудотворца XIV века.
Теперь люди стали осторожны, агитатором не назовешься, не пустят. Приходилось говорить все задание в замочные скважины. Иногда двери открывались, иногда нет. Но чаще открывались, потому что Минц с Удаловым – люди пожилые и многим лично знакомые.
Затем наступал самый ответственный момент.
Минц доставал заветное изображение и задавал собравшимся вопрос, есть ли среди домочадцев человек подобной внешности.
– Нет, – отвечали ему домочадцы. – На что нам такой?
– Нет, – говорили в другом месте. – Неужели его разыскивает милиция?
– Этот человек, – терпеливо объяснял Минц, – обладает харизмой. Он – ваш политический идеал. Только вы сами за вашей тупостью и отсталостью об этом не догадываетесь.
Но люди лишь разводили руками.
И, кинув взгляд на портрет этого самого человека, как правило, висевший на стенке в большой комнате, а порой и в туалете, Минц с Удаловым покидали квартиру, чтобы постучаться в следующую.
Надо сказать, что во всем этом мероприятии был некоторый элемент игры, правила
Жильцы дома или квартиры знали, зачем к ним стучится Минц.
Они уже друг дружку осмотрели, изучили и убедились в том, что, к сожалению, харизмы в доме не наблюдается. Но все равно следовало пройти процедуру попытки узнавания. Процедура заканчивалась ничем, и все расстраивались, уверенные в том, что такого человека в нашем городе нет. Может быть, он таится где-нибудь в Сочи или Воркуте, но не в нашем тихом Гусляре.
– А почему бы и нет? – спрашивал Минц. – Почему бы и нет, черт побери! Отсюда многие пришли на Русь. Рюрик был из наших краев, Александр Невский, Сталин здесь отбывал ссылку… Найдем, Корнелий, не грусти!
И они шли в следующий дом. И снова впустую.
В одном небольшом частном доме на набережной отец – ветеран внутренних войск – вывел на встречу с комиссией своих двоих сыновей. Были они хорошо одеты, от них пахло мужским одеколоном и похмельем. Рожи у них были толстые. Суровые. Вызывающие, но без харизмы. Минц уже собирался уходить, но тут внимание Удалова привлек стук, доносившийся со двора. Кто-то там колол дрова.
– Кто это там у вас трудится? – спросил Корнелий Иванович.
– Да так, случайный человек, – отмахнулся хозяин дома.
– Даже без прописки, – крикнул один из сыновей.
– Родственник? – спросил Минц.
– Так… – Хозяин дома мялся, не желая сказать правду, потому что находился под киллерским прицелом сыновних глаз.
– Короче! – рявкнул Удалов.
– Пасынок он наш, – вздохнул хозяин дома. – Внебрачный.
Минц сделал движение пальцами, подсмотренное им в мафиозном фильме, и семья покорилась.
Через три минуты вошел пасынок без прописки.
Сравнительно молодой человек невысокого роста, заросший редкой бородкой и длинными патлами.
Не было в нем ничего общего с харизматическим портретом.
– Вот видите! – Хозяин дома заметил разочарование визитеров. – А вы угрожали!
Но Минц не ушел.
Он уловил странный, неочевидный, мерцающий свет, исходивший из небольших невыразительных глаз пасынка.
– Как зовут? – потребовал Минц.
– Иванов, – ответил за пасынка хозяин. – Иванов Семен. А меня Эдуардом зовут, следовательно, Семен Эдуардович. Мой сын!
Хозяин вдруг почувствовал, что эти люди хотят чего-то такого, чем можно поживиться.
Иванов Семен молчал, опустив взор долу.
Но сыновья хозяина не отличались интуицией и, когда Минц сказал, что Иванов Семен должен пройти с ним, принялись кричать, что не допустят этого, так как дрова еще не поколоты, горох не перебран, помойная яма не выкопана, а в сарае протекает крыша.
Минц с Удаловым повели пасынка в редакцию газеты.
Пасынок с интересом смотрел по сторонам. Оказывается, родственники его не выпускали на улицу, пугали милицией и эксплуатировали нещадно.