Жертва вторжения
Шрифт:
Но, не поняв, кому принадлежит мысль, Ефимов Сергей тем не менее глубоко опечалился. Он видел перед собой не ворота, а приятное, доброе лицо вратаря, видел печаль и даже отчаяние в его больших карих глазах, и он понял, что такое лишний гол. Лишний гол – это житейская мелочь, ничто по сравнению с человеческими отношениями. И потому Ефимов ударил по мячу таким образом, чтобы не попасть в ворота и не испортить дня рождения вратарю. И он утвердился в своем интуитивном предположении, потому что увидел, каким горячим светом благодарности загорелись глаза вратаря.
И поэтому, пока мальчик за воротами бегал за мячом, он подошел к вратарю гостей и сдержанно, по-мужски
– Поздравляю, – сказал он.
– Спасибо, дружище, – тихо ответил вратарь.
На трибунах не разобрались в смысле этой встречи, зрители свистели, не одобряя плохого удара.
– Что делается! – печалился Удалов. – Ну что же делается!
Он тоже ничего еще не понял.
Если бы в таблетках, которые создал неуемный гений Льва Христофоровича, содержалось бы лишь средство, делающее людей чуть добрее и отзывчивее, этим, может быть, удалось снизить число травм. Но Лев Христофорович – сторонник кардинальных методов. Он пошел на шаг дальше. И на какой шаг! Каждый из футболистов ощущал травмы, нанесенные им своему сопернику, как свои собственные, осознавал его страдания, как свои. Его разочарование, как свое. Именно таким образом Лев Христофорович хотел вернуть футболу очарование доброй и интересной игры. Лишить его малейшего налета жестокости и грубости.
Возвращаясь трусцой на свое место в защите, Ефимов Сергей увидел, что мяч, выбитый далеко в поле вратарем гостей, опустился в центре, и к нему бросились нападающий «Лесообработчика» Ниткин и нападающий «Метеора» Судковский. Судковский промахнулся по мячу и попал по ноге Ниткина. Ниткин свалился на траву. Стадион возмущенно загудел. И тем более стадион загудел, когда увидел, что Судковский упал рядом с Ниткиным. Это была явная симуляция, направленная на то, чтобы разжалобить судью.
В самом же деле происходило иное.
Судковский и Ниткин лежали рядом на траве. И Судковский испытывал ту же боль и негодование, что и Ниткин. Но к боли и негодованию примешивалось сильное чувство собственной вины перед товарищем. Держась за ногу, испытывая боль, Судковский в то же время отлично понимал, что его нога невредима. Что это не его боль, а боль Ниткина. И потому, подползая к травмированному сопернику, Судковский жарко шептал:
– Прости, Ниткин, я никогда больше не буду.
Ниткин же, в свою очередь, удивлялся. Он должен был бы высказать этому грубияну Судковскому все, что о нем думает. Кратко и выразительно. Но вместо этого он был во власти понимания, что Судковский искренне раскаивается и в самом деле страдает не меньше, чем Ниткин. Поэтому, все еще не поднимаясь с травы, он ответил:
– С кем не бывает!
Тут Судковский преодолел боль, поднялся и сам, прихрамывая, подошел к судье.
– Прошу, – сказал он, – удалить меня с поля. Я недостоин того, чтобы представлять здесь честь новостальского футбола. Гнать надо таких, как я.
– Вот это, – ответил крайне удивленный судья, так как в его практике такого еще не случалось, – решаю здесь я. И больше чем на предупреждение ваш проступок не тянет.
– Нет, тянет! – закричал Судковский.
Стадион гремел и свистел. Стадион был убежден, что Судковский вымаливает у судьи прощение. Тем более что те игроки «Метеора», что были поблизости, тоже подбежали к судье и стали требовать, чтобы Судковского за нетоварищеское поведение удалили. А те игроки «Лесообработчика», что оказались неподалеку, встали на защиту Судковского, потому что понимали, что он больше никогда не будет бить по ногам своих товарищей.
С трибун стадиона вся эта сцена выглядела, разумеется, иначе.
В конце концов футболисты разошлись, так и не уговорив судью. Ведь у судьи есть собственный гонор. Если он решил не удалять игрока с поля, то сам виновник инцидента никогда его на это не уговорит.
Игра продолжалась и далее. Но постепенно даже самые невнимательные из зрителей начали понимать: происходит что-то неладное. Во-первых, уже с середины первого тайма полностью прекратились грубости, подножки и толчки. А так как футболисту порой трудно избежать резких движений, то темп игры постепенно спал, игроки старались не приближаться друг к другу, а если и приближались, то лишь затем, чтобы пожать руку или похлопать по плечу, а то и пригласить в гости на чашку чая. Удары по воротам также почти прекратились. Если кому-то удавалось добраться до штрафной площадки противника, несмотря на явное нежелание это делать, то он обязательно бил таким образом, чтобы в ворота не попасть либо подкатить мяч к рукам вратаря. В какой-то степени матч начал напоминать пресловутую встречу команд Австрии и ФРГ на первенстве мира в Испании в 1982 году, когда обе команды, к разочарованию многомиллионной телевизионной аудитории, демонстрировали игру, целью которой было не забить ничего лишнего, так как иначе Австрия не попадала в финал.
Зрители на гуслярском стадионе заподозрили команды в сговоре. И свистом выражали неодобрение этому сговору. Хотя в этом таилась загадка. Ведь в случае ничьей ни одна из команд не попадала во вторую лигу. А вместо них проходила вологодская команда.
В перерыве между таймами оба тренера устроили своим игрокам суровый разнос. Они требовали активности, волевого настроя и желания победить любой ценой. Игроки были задумчивы. Они не спорили с тренерами, но думали в этот момент о своих соперниках, понимая, что именно они самые близкие им, самые родные люди.
Так что после перерыва игра продолжалась в еще более медленном, куртуазном темпе. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы оба тренера не решили в середине второго тайма заменить своих нападающих. Вместо Ниткина вышел на поле Полянкин, а вместо Судковского – Швец. И тут произошло нечто совершенно невообразимое. Ведь ни Полянкин, ни Швец пилюли не употребляли и настоящих добрых чувств к противникам не испытывали. Поэтому Швец, подхватив мяч, кинулся к воротам противника, а Полянкин – за отсутствием других желающих – навстречу Швецу. Встретились они где-то в центре поля, и так как оба стремились отличиться, то Швец оттолкнул Полянкина, а Полянкин подставил ножку Швецу. Оба упали и, рассерженные, кинулись друг к другу.
В этот момент, прежде даже, чем успел среагировать судья, Ефимов Сергей решительным жестом остановил Полянкина – своего Полянкина – и сказал:
– Полянкин, нашей команде за тебя стыдно.
В тот же момент вратарь «Метеора» выбежал к Швецу и сказал ему:
– Швец, ты грубишь.
Швец и Полянкин ничего не поняли. Они пытались оправдать свои действия интересами родных команд, но чем больше они горячились, тем резче выговаривали им свои же товарищи. И это понятно: ведь не мог же игрок «Метеора», полный сочувствия и понимания по отношению ко всем футболистам «Лесообработчика», поднять голос за Полянкина. И наоборот.