Жертва вторжения
Шрифт:
Из этого внутреннего монолога нетрудно сделать вывод, что на Землю действительно угодили братья по разуму, готовые дружить с нашим населением и ждущие взаимопонимания. Сколько раз в ее истории приходилось сталкиваться с агрессорами, извергами, а то и просто скотами, но вот наконец повезло!
Удалов склонен к идеализации космической дружбы, он потянулся к растению, хоть и рассердился на уколы.
Минц устроен иначе. Он ученый, он ищет сути. Он допускает, что под личиной друга может таиться враг.
Поэтому он вытащил свой большой носовой
– Что, – спросил он, – к Корнелию Ивановичу гости из космоса?
– Нет, – сказал Минц, который уже почти ушел со двора, – это, боюсь, агрессия.
– А красивое дерево, – заметил Стендаль.
Минц его не слышал. В дверях он столкнулся с некогда персональным, а теперь обыкновенным пенсионером Ложкиным. Тот и в девяносто лет держал себя орлом и строчил кляузы в центральную печать, на которые никто не отвечал.
– Милицию вызвали? – спросил Ложкин, который пришельцев не терпел и к космической дружбе относился враждебно. – Весь двор загадили. – Он подошел к растению и сказал ему в лоб: – Чего расселся! Тебя звали? А ну, собирай манатки и мчись на свой Альдебаран. Небось оттуда тебя метлой выгнали!
Растение мысленно поежилось.
«Странное существо», – подумало оно.
Оно попыталось мысленно дотянуться до Ложкина и поведать ему о вселенской любви, но не дотянулось, потому что до Ложкина еще никто не смог дотянуться.
Ложкин подобрал с земли камень и кинул его в дерево. Дереву не было больно, и оно отнеслось к поступку Ложкина с пониманием, так как увидело в нем мятущуюся душу одинокого старика.
Ложкин выругался нецензурно и пошел домой вызывать милицию.
Он так спешил, что растение не успело выпустить по нему серию острых стрелок-семян.
Михаил Стендаль наблюдал за этой сценой, не скрывая сардонической усмешки. Он подумывал о том, как напишет фельетон о г. Л., который площадно ругался с не понимающими его инопланетянами.
Улыбаясь, он поднялся на второй этаж, не заметив, что ему в затылок вонзилось несколько стрелочек – семян пришельца.
Инопланетное растение огляделось. Оно впервые попало в земную квартиру и было потрясено, как сложно, неудобно и даже бессмысленно живут люди на этой планете.
Глазами Удалова, ставшего уже фактически частью растения, оно осмотрело мебель, столь ненужную разумному существу, посуду, различные вещи и даже жалкие растения на окнах. А одежда – зачем же таскать на себе эти тряпки? Антигигиенично, некрасиво и унизительно!
Ксения спросила:
– Ты
– Думаю, – ответил муж. – Думаю о том, что мы с тобой неправильно прожили жизнь.
– Начинается! Где ты еще этого нахватался?
– Мы мелочились, суетились, куда-то стремились. А зачем?
– А затем, чтобы до зарплаты дотянуть, – разумно ответила Ксения.
– Не опускайся на грязную землю, – попросил Корнелий супругу. – Ничего ты там не найдешь, кроме мелочности. Смотри вдаль.
– Корнелий, не заболел ли?
– Спустись вниз, подойди к посланцу Истины, убедись, насколько ты не права.
– Только этого мне не хватало! А кормить тебя, оболтуса, кто будет, Пушкин?
Удалов вздохнул, но не отчаялся. Как настоящий миссионер, он понимал, что миссии легкими не бывают. Сколько святых людей закончило свои дни на кострах, а то и в желудках каннибалов! Мысль Удалова, хоть и была подсказана растением, частью которого он уже становился, сохранила некоторую земную самобытность, потому что понятия каннибализма среди гренадинов не существовало.
Пришел Стендаль.
Он, конечно, значительно отстал от Удалова в процессе превращения в инопланетное растение, но был на верном пути.
– Будем трудиться? – спросил он.
Удалов посмотрел на него ясным взором и произнес:
– А есть смысл вообще в воспоминаниях? Разве не отвлекают они нас от слияния с Космосом?
– Странно, – ответил Стендаль. – С одной стороны, я положил немало сил для того, чтобы запечатлеть для потомков ваши героические деяния…
– Ах, оставьте! – ответил Корнелий Иванович. – Мне теперь стыдно даже думать о том, на что ушла моя жизнь, вернее, ее первая половина.
– Понимаю вас, понимаю, – согласился Стендаль. – Но жалко, а?
– Нет, не жалко!
Ксения смотрела на мужа и Мишу, не понимая, что с ними случилось. Разумеется, она не связывала это поведение с прилетом во двор инопланетной штуки. Но была встревожена. Тем более что и Корнелий, и Миша категорически отказались поесть.
Тут со двора донеслись голоса.
Внутренним чутьем – а ведь Корнелий был теперь связан невидимыми нитями с главным деревом – Удалов понял, что шум связан с инопланетным гостем.
Оказывается, пришел милиционер Пилипенко-младший, тут же к нему присоединился Ложкин.
Милиционер был в бронежилете, с дубинкой и автоматом.
Это не означает, что такое вооружение ему было необходимо в мирном Гусляре, но раз такое завели в Москве, то мы ведь не хуже? Мы этого достойны?
Милиционер обследовал дерево, не подходя к нему близко, за ним ходил Ложкин и громко ругался на то, что во двор уже выйти стало нельзя, так все загадили, а спросить надо с Удалова, потому что тот приманивает непрошеных гостей.
Дерево, конечно же, слушало этот разговор и не все понимало, однако ему было неприятно ощущать отрицательные эмоции Ложкина, и потому оно принялось кидать в Ложкина стрелки, не забыв, конечно, и о милиционере.