Жертвы обстоятельств

Ролдугина Софья Валерьевна

Я не понимала его. Конечно, когда мы вместе влипали в какое-нибудь приключение, это не слишком-то и волновало — выбраться бы без потерь. Но теперь, в разлуке, появилось время обдумать все заново… Да что там «все», хотя бы последний месяц!

Максимилиан часто вел себя, как шестилетний ребенок — эгоистично, капризно и алогично. Но параллельно он умудрялся проворачивать уму непостижимые фокусы. Например, князь «раскачивал» психику Дэриэлла, то подводя его к черте срыва, то заботливо отталкивая от нее. И постепенно целитель изменялся. Исчезали заботливо возведенные барьеры, недопустимое и немыслимое сперва

становилось возможным, а потом и вовсе единственно верным…

Ксиль попросту дрессировал Дэйра — сейчас, когда Элен задавала такие правильные и жестокие вопросы, это становилось очевидным.

Глупые, демонстративно-несерьезные заигрывания, своевременная и необременительная поддержка, настойчивое сокращение дистанции — Ксиль постоянно то присаживался на ручку кресла рядом с целителем, то запускал в медовые пряди жадные пальцы… Все шло в ход. Максимилиан словно приручал Дэриэлла, приучал его к себе. И потом… случайность или продуманный ход?.. крепко-накрепко привязал, когда поймал в плен запутанных отношений князь-подопечный.

В то, что почти состоявшаяся смерть целителя была подстроена — да даже в то, что Ксиль просто воспользовался ситуацией к своему удовольствию — верить не хотелось.

Вопрос — ради чего? Неужели из-за моей вскользь брошенной фразы: «Жаль, что вы не друзья»? Или у князя были свои причины?

Стоило задуматься, и голова шла кругом.

Пересказывая события, произошедшие в Кентал Савал, маме, я заново посмотрела на них — холодно и непредвзято, насколько это возможно. И перепугалась. Уж слишком много совпадений выходило… Да, вряд ли у Максимилиана было достаточно возможностей, чтобы подстроить Дэйру потерю чувствительности (боги, я правда об этом думаю? ) или повлиять на решение Меренэ удалить брата от политических интриг.

Но кто мешал князю просто подловить момент — и обернуть все в свою пользу? Расчетливо, коварно, бессовестно — словом, по-шакарски.

Вот от подобных мыслей становилось совсем скверно.

Разумеется, я знала, что Ксиль может быть эгоистичным манипулятором, особенно когда считает, что действует во имя высшей цели. Взять бы, к примеру, тот давний случай, когда он склонял меня лечь на алтарь и стать добровольной жертвой… Тантаэ говорил, что в то время я уже была в определенной степени дорога Ксилю. Тем не менее, Северный князь готов был пожертвовать своими чувствами и моей жизнью, без раздумий и сожалений.

К «темной стороне» Максимилиана я уже почти привыкла. Но все же вновь столкнуться с ней лицом к лицу мне бы не хотелось.

Словом, мамины старания не прошли зря. Все чаще мною овладевали сомнения. И еще — я почувствовала себя беспомощной, осознав, что наши с Ксилем отношения зависят исключительно от него, от его интереса ко мне.

Как я могу удержать такое древнее и прекрасное существо? На одной чаше весов — чувство вины, симпатия и, возможно, нечто большее, чем простая привязанность. На другой — огромная разница в опыте, возрасте и чуть ли не диаметрально противоположные жизненные ценности… В таком свете в «вечную и единственную» любовь, о которой говорил Тантаэ, верилось все меньше.

Конечно, по ночам, когда сны наполнялись запахом смятой травы и цветов, сомнения отступали. Я просто ощущала себя единым существом с Максимилианом, только разделенным

на два тела. Наша потайная долина, вечно звездное небо и неощутимое касание рук…

Но по утрам мистическая ниточка между нами, невидимая связь истончалась. Я опять начинала мучить себя размышлениями на тему «пара — не пара». И пока Ксиль был далеко, эти отношения казались все более эфемерными и надуманными.

— Ерунда, — хмыкнула Этна, когда я по телефону обмолвилась о своих терзаниях. — Это такой принцип дурацкий. Вот была куча проблем, и думать о всякой дури вы не успевали. А сейчас все в порядке, а ты просто себе по привычке выискиваешь всякую фигню, от которой адреналин вырабатывается. Плюнь, и все. Если судьба — поженитесь, если нет — разбежитесь. В худшем случае он тебя бросит и ты его никогда не увидишь. И что, умрет от этого кто-то? — цинично поинтересовалась подруга.

— Не умрет, — да уж, точно, раздуваю проблему из ничего. — Но я его люблю.

— Если любишь, заканчивай с этими сомнениями, — по-доброму посоветовала Этна. — А? Мам, иду. Все, Нэй, до встречи на площади, сейчас говорить не могу.

— Ладно. Пока.

— Покедова, — в трубке помедлили. — Да все хорошо, правда, Нэй. Не забивай себе голову ерундой.

После этого разговора от сердца отлегло. Но подленькое, грязное чувство затаилось где-то в темном уголочке, дожидаясь своего часа.

— Эй, — холодные, как ледышки, пальцы Феникс осторожно легли на плечо. — Чего молчишь? Я думала, ты там без нас скучала…

Энни выглядела мило и как-то по-домашнему уютно — ненакрашенная, немного сонная, в пушистом голубом свитере. Даже, пожалуй, немного старомодно — в лучшем смысле этого слова, словно в противовес яркой, модерновой кухне, где мы расположились — с огромным окном в полстены, занавешенным асимметричной шторой с геометрическим узором, угловым диванчиком с красной обивкой «под кожу», с металлически блестящей техникой и черно-белой мебелью.

Кстати, вопреки ожиданиям, сидеть на диванчике было весьма удобно. Впрочем, все, что имело отношение к Феникс, обманывало первым впечатлением.

— Ну На-а-айта, — нетерпеливо протянула Энни, облокачиваясь на стол.

Я улыбнулась, извиняясь перед ней. Чай в кружке давно остыл, и коричневую поверхность затянула блестящая пленка. Допивать его уже не хотелось, а просто вылить и заварить новый не позволяла вежливость.

— Скучала, конечно, — я отставила кружку и забралась на диванчик с ногами. За окном почти стемнело. В четыре прямо к подъезду должен был подъехать Ксиль на машине — кто-то из клана любезно согласился подвезти нас до портала. Рюкзачок с вещами первой необходимости дожидался своего часа в прихожей у Феникс. — Просто меня в сон клонит. Наверное, погода меняется.

Феникс обиженно хлопнула ресницами. Голубые глазищи опасно потемнели.

— Ты какая-то другая стала, — в голосе огненной мастерицы слышался упрек. — Раньше, ну, как будто центр. Ну… типа, собирала нас, мирила. А теперь забиваешься в угол и сидишь. Как хомяк.

От неожиданности я рассмеялась — совершенно искренне. Тяжелая атмосфера немного рассеялась. Айне перестала машинально разрисовывать скатерть ручкой, а Этна пересела поближе, перетаскивая вазочку с конфетами к нашему углу.

— Почему именно как хомяк? — спросила я, отсмеявшись.