Жертвы режима (голубой футбол)
Шрифт:
Утром приходил развратный Чингисханов. В пятый раз изнасилованный Чингисханов, делился впечатлениями с другом.
– Сначала нам не нравится. Но ведь все сначала не нравится. А вдруг нам, Курёха, это понравится?!
И друзья строили новые планы на жизнь. И жизнь продолжалась. И не такая она плохая была жизнь. Жизнь в следственном изоляторе колонии усиленного режима № 12 и не может быть плохой. Ведь есть еще и № 13 и № 14.
Глава 2.
“А соседи по камере все очень интеллигентные. Играем в футбол, читаем Гегеля, ваще очень культурно. И что меня в десятый раз изнасиловали, клепуха и лживая пропаганда. В десятый! И где столько гандонов найдут. Не верь, мамочка! Я еще какаю без крови и остаюсь твой любящий сын, муж своей жены. Сообщи, кстати, как она блядь там, еще не принесла в подоле? Звонят на обед, сегодня будем есть омаров. С приветом, как соловей летом. И когда же это кончится???!!! Извини, это я не тебе. Меня слегка отвлекли”.
Уже было начало июня, когда футболист Курицын, почистив в очередной раз сортир, думал о будущем. Будущее обещало быть туманным и загадочным. Условно не дадут, южнее Мордовии тоже не обещали. Нет, жизнь не кончена в двадцать семь мальчишеских лет. И то, что ты девочка, тоже в конечном итоге внушало оптимизм. Хороший, правильный друг, гуманный и заботливый спонсор для молодой, атлетически сложенной девочки непременно должен найтись. Найти друга по переписке уже не успею.
Пахан, лишивший Курицына последних иллюзий, строгий и требовательный мужчина, титан нетрадиционного секса, этот человек отбыл, наконец, в колонию. Отбыл, не успев выбить Курицыну все зубы, отбыл, уходя из госпиталя, сказал напоследок:
– Не прощаюсь. На зоне встретимся. Драть тебя буду там, с драным очком весь срок проходишь. Кровью срать будешь!!! До скорого.
Но доведется ли встретиться. Дороги, которые не мы выбираем, друзья, с которыми не успеешь познакомиться. Глядишь, иных уж нет, другой на лесоповале. Надо, надо начинать новую жизнь.
С Чингисхановым было сложно. Чингисханов погрузился в море разврата и уже пользовался в камере известным успехом. Уже и не только в своей камере, уже и вызывали его, по вызову ходил по культурному обмену в соседские камеры, читал лекции о состоянии футбола в зарубежных странах. Возвращался неприятно возбужденным, пахло от него давно забытыми напитками с воли. Тройным одеколоном пахло, лосьоном мужским пахло, чужими носками пахло.
Пропал друг Чингиз, пропал, будто его и вовсе не было на свете.
До суда оставалось всего ничего, сущие пустяки оставались. Друзья на воле, конечно, шуровали, но конечно ничем не могли помочь. Режим крепчал, режим жаждал крови. И куриная кровь хлынет рекой и застонет футбольная общественность.
Ночью Курицыну в койку лез уже новый персонаж.
– Что я тебе подарю!!! Шептал.
Подарит или СПИД или сифон, думал Курицын.
– Встать!
И грянул суд.
Позднее, когда футболист Курицын вспоминал те незабвенные минуты отечественного суда, самого гуманного в мире, припаявшего ему аж четыре с гаком. Но оставившего ему надежду.
– Даже в Мордовии сынок живут люди, сказал ему в коридоре суда золотозубый ходок по этапу. Старый сиделец, мокрушник Чифирев.
– Динамовцев в зоне не любят. Говори, что ты в Спартак метил. То сё, народная команда. Братки, они за народ. Может и не опустят.
Курицын понял и он понял, что ему и дальше надо понимать, жить по понятиям, приобщиться и опроститься. Купить вазелину и принять жизнь во всей её сложности и непредсказуемости, научиться хорошо делать минет.
Звенят, звенят колеса. Сторонники отечественного футбола готовят побег, на всех железнодорожных трассах устроены засады. Обещают подорвать состав.
– А когти рвать, вы уж сами рвите. Мы вас подхватим. Абрамович обещал принять в Челси.
Ни Челси, ни Абрамович не были дороги сердцу простого русского парня, славянина и бисексуала, футболиста основного состава.
– А я бы лучше, поиграл бы лучше с Роналдо. В Ювентусе лучше. Он такой горячий, Роналдо. Такой рослый.
Мечты, мечты. Стучат колеса. В России вечно стучат, сплошные стукачи в России. И, конечно, стукнули начальнику конвоя, что заключенные намылились сбежать. Этой ночью разбирали рельсы, искали взрывчатку. Этой ночью не сбывались мечты. Мечты они такие, вечно не сбываются. Этой ночью Курицына изнасиловали в четырнадцатый раз. В вагоне, где ехал Чингисханов шла оргия, выдавали замуж выдающегося полузащитника за квалифицированного скокаря.
– Я тебе подарю бриллианты в ночи, забросаю тебя осетриной. Жри Чинга, жри и в глаза мне смотри. Любишь своего пупсика?
И Чингисханов признавался в любви, подлый мазила из захудалого клуба высшего дивизиона предавал самое святое, что должно быть у физкультурника.
Долго ехали они по просторам страны. Кто скажет, что Мордовия недалеко, тот солжет, везли их в Оренбург.
– Отсталость, бескультурье, ужасался Курицын. Там сплошной волейбол, век футбола не видать.
Сорок семь лет без футбола живут, звери!
Чингисханов спал, Чингисханов стал другим человеком и даже говорил иногда колоратурным сопрано.
– Что день грядущий мне готовит?! Заводил иногда. Но замолкал. Не береди лихо, пока тихо. Спонсор сойдет на дальней станции. Будет весь в шоколаде, трава по пояс, место на нарах по понятиям. А меня, горемычного повезут в дальние края. Кто поймет, кто возьмет в жены испорченную.
Он потерял счет случайным любовникам, он не берег себя, расточительно относясь к сокровищу невинности.
Стук колес оборвался на самом интересном месте. Курицын вздохнул, освобождаясь от непристойных притязаний.