Жертвы времени
Шрифт:
Я молчал, вспоминая рыжую собаку. Для меня она была всего лишь одной из, но Оружейник ценил ее, как нечто знакомое.
— Это у меня от Мастера, — внезапно признался он, — этот черный прохвост раньше был ужасным любителем псов, просто не мог пройти мимо. Я помню время, когда в Форте выводили лучшие породы. Так он пытался заглушить боль. Вы все после перерождения такие странные, маг ночи не мог и шага ступить без своего серого волкодава. Потом он умер и маг пытался об этом забыть.
— Собачий век короток, — согласился я.
—
Пфф, как он смел все в одну кучу, вполне в его духе. Соприкоснувшись с мыслями Моралли, я узнал слишком многое из того, чего знать не хотел. Я даже не думал об этом.
Принимая мое молчание за откровенную враждебность, Оружейник заговорил как всегда мягко и открыто:
— У меня много теней, — шпионов, учеников, которые помогают мне быть в курсе того, что происходит в мире. Было, — вдруг осекся он. — Все, что мы делали с Мастером, это пытались удержать тебя.
— Думаешь, это важно? — нахмурился я.
— Ах, ну да, важно то, что я не остановил Северного, когда он поднял на тебя бич. Ну прости! Я не считаю, что человек, который с блеском выходит из ситуации, в которой должен получить свое — наказан. Этого недостаточно. Да, я перечеркнул твою победу, да, я пронзил тебе руку. Всего лишь укол. Ты его не прочувствовал, вот что. Ты этот урок не усвоил.
— Как и второй, — насмешливо подытожил я.
— Возможно, — проворчал Оружейник, — потому что тогда в тебе не было уже чувства вины. Я потакал себе и с лихвой потом получил высказываний от мага ночи, можешь быть доволен.
— Это во всяком случае честно, — я помедлил. — Все еще не удовлетворен?
— Естественно, не хочешь все-таки пофехтовать со мной?
— С такой-то ногой? — невесело усмехнулся я. — Ну нет.
— Ах да, нога, — словно только что вспомнил Оружейник. — Мои клещи помогли?
Мне захотелось встать и уйти, но я сдержался, потому что теперь мною руководил не страх, а отстраненная брезгливость. Такое чувство по отношению к человеку, заслужившему уважение, было мне самому противно и я постарался отстраниться от собственного превосходства, в котором уверял меня из темноты моей души дракон.
— Несомненно, но меня поражает этот напор, зачем он?
— Лучше, чем безразличие, — Оружейник отвернулся, но я почувствовал его горечь. Ему тоже не нравилось то, что происходило с людьми, его тоже утомляли голоса, приходящие во сне. Он, как и многие другие, не привык не видеть снов, погружаясь лишь в пучину чужой власти и это его угнетало.
— Значит, все-таки боишься того, что собираются сделать маги? — твердо спросил я. Впрочем, на любой мой вопрос Оружейник имел свой собственный ответ.
— Страх здесь ни при чем, — отрезал он. — Пора заканчивать с этим миром. Знаешь, это как пытаться откачать утопленника. Трупу уже много дней, а ты не замечаешь, пытаешься заставить его легкие заработать, а сердце забиться.
—
— Нет, он мертв давно. Он умер еще до того, как погибли люди. Ты никогда не задумывался над этим? Люди стали тенями тех, кем были раньше.
— Скажи еще, что все сводится исключительно к людям!
— Квинтэссенция определенно в чем-то другом, но все взаимосвязано. Люди давно заболели, единственный способ им помочь — стереть их с лица земли.
— Почему нужно все уничтожать вокруг себя? — подивился я, уже понимая, что с этого момента и впредь наши пути с Оружейником окончательно расходятся.
— Просто есть вещи, которые нельзя оставлять как есть, — глубокомысленно изрек он, но его мудрость была лишь глупостью того, кто не желает видеть. — Не упрекай меня за подобные взгляды, Демиан. Можно смотреть по-другому, когда ты чувствуешь желание лгать самому себе. Но я уже давно не нахожу мотивов. Так было поначалу и с тобой. Мне было не интересно, знаешь ли, потому что ты казался никаким. Скользким, как змей, нервным, словно перепуганная сойка. Иногда показывал клыки, это и заинтересовало меня, но не более того. Тогда я солгал себе самому, поверив, что у тебя непременно найдется нечто, чем ты сможешь расплатиться со мной. И да, я нашел в тебе партию на свой собственный танец жизни…
Он говорил о том, чего я понять не мог, и потому думал о другом.
Можно ли было когда-нибудь помочь этому миру, если заключить его в человеческую сущность? Нет. Я отыскал ответ на этот вопрос уже давно. Я сформулировал его и понял. Человеку нельзя помочь, если он этого не желает, в противном случае, это может оказаться опасным для того, кто предлагает содействие. Раз нельзя помочь человеку, то как можно помочь всему миру?
Я тяжело встал.
— Рад был повидаться, — сказал я, но Оружейник вдруг сощурился и зло отозвался:
— Лгать будешь, когда все успокоится. Не думай что те, кто окружает тебя, глупы. До свидания, Демиан.
А что, если они правы? — тоскливо подумал я, бредя прочь. — Что, если нет другого выхода? Действительно, кого здесь защищать? Кроме воспоминаний, тут ничего не осталось. Эти воспоминания никогда более не станут реальнее мыслей людей, которые еще что-то помнят. Бросить все и смириться с неизбежностью?..
Нет, — решительно остановил я себя, — это мгновения слабости. Выход найдется и найду его я. Это мой долг…
А время летело быстрее ветра, и маги назвали день, когда им понадобится для защиты моя кровь. Драконы наконец проснулись, но больше практически не поднимались в воздух, напоминая мне древние каменные изваяния. Они могла сохранять неподвижность многие дни, но при этом бодрствовать.
Я сидел, подставив ветру лицо на крыльце дома — это было мое излюбленное место. По небу носились грозовые облака, но сегодня дождь не пролился на землю. Со стороны моря, перекрывая ровный шум волн, долетал грохот грома.