Жертвы Ялты

Толстой Николай Дмитриевич

15 % — посланы на принудительные работы в Донбасс, Кузбасс и другие районы, разрушенные немцами. Вернуться домой им разрешалось лишь по истечении срока работ.

15–20 % — разрешили вернуться в родные места, но им редко удавалось найти работу.

Эти весьма приблизительные данные не дают при сложении 100 %: вероятно, недостающие 15–25 % — это люди, «скрывшиеся» уже в СССР, умершие в дороге или бежавшие.

Однако число пострадавших не ограничивается теми, кто побывал в немецкой неволе. Все родственники людей, временно вышедших из-под советского контроля, автоматически оказывались на положении подозреваемых. Так, в 1950 году органы уговорили одну 14-летнюю девочку следить за своим отцом, бывшим военнопленным. Бывало и наоборот: работники НКВД шантажом заставляли бывших военнопленных доносить на друзей и родных. Над всеми, кто был связан с такими людьми, повисало облако недоверия. Брата одного человека, репатриированного американцами, по этой причине не взяли на работу *998.

В романе советского писателя Федора Абрамова «Две зимы и три лета», где действие происходит в послевоенной деревне, есть персонаж, бывший военнопленный, подвергнутый как предатель всеобщему остракизму *999. Улов ГУЛага пополнялся также за счет родственников тех, кто в 1945 году бежал от Красной армии на Запад. Хотя при этом советское правосудие могло пользоваться законом от 1934 года, в котором говорилось об ответственности родственников *1000, предпочтение в общем отдавалось сфабрикованным обвинениям. Очевидно, законники смутно чувствовали, что с этим пунктом все же дело нечисто *1001.

17 сентября 1955 года правительство Хрущева объявило амнистию для репатриантов *1002. Многие были освобождены, многим сократили сроки. Но тысячи остались за бортом амнистии. По сообщению ЦРУ, в 1956 году на Кыштымском атомном заводе на Урале работало 25 тысяч бывших власовцев *1003. К тому же многие не дожили до амнистии, умерли от голода, холода, болезней и лишений. Среди тех, кто выжил, оказалась горстка старых эмигрантов, выданных англичанами в Австрии. Они-то и принесли на Запад рассказы о лагерях ГУЛага.

18. Юридические факторы и государственные соображения

В странах Европы в течение веков сложилась столь прочная традиция предоставления политического убежища, что до 1939 года ни одно государство, скорее всего, не стало бы даже рассматривать возможность возвращения на родину граждан, жизни или свободе которых могло бы угрожать такое решение *1004. Однако в 1939 году был подписан советско-германский договор, получивший название пакта Риббентропа-Молотова *1005. После заключения пакта на вокзале в Бресте состоялась дружеская встреча офицеров гестапо и НКВД, во время которой произошел обмен заключенными. Немцы выдали русских антисоветчиков, а Советы порадовали Гиммлера изрядным числом немецких коммунистов и евреев, которым ранее было предоставлено убежище в СССР *1006.

Не прошло и года, как было заключено еще одно соглашение об экстрадиции. 21 июня 1940 года в Компьене немцы в присутствии самого Гитлера представили делегации французского правительства свои условия заключения перемирия. Положение французов было хуже некуда: их армии были разбиты, союзник отвел свои силы с позиций в Дюнкерке. И все же генерал Виган упорно противился многим немецким требованиям, в том числе — о выдаче рейху беженцев из Германии, находившихся во Франции и её колониях. Виган назвал это требование бесчестным в свете французской традиции предоставления убежища, но Кейтель и слушать не желал о том, чтобы убрать это условие, и французам пришлось покориться. Через некоторое время во Франции появились нацистские близнецы советских репатриационных комиссий, и началась охота за беглыми немцами. Многих гестапо вывезло в неизвестном направлении, некоторые были посланы на строительство железной дороги в Сахаре (где они, между прочим, работали бок о бок с русскими, которых англичане позже выдали Советам). Наконец, многие, не видя другого выхода, вызвались работать в трудовой организации Тодта, где им даже платили зарплату. Данных о массовых расстрелах немецких беженцев у нас нет *1007.

Сомнительно, однако, чтобы западные государственные деятели могли взять эти прецеденты за образец. Положение русских, работавших или служивших у немцев, не имело прецедентов. Тут возникало множество вопросов, прежде всего вопрос о том, могли ли русские пленные ссылаться на Женевскую конвенцию, которую не подписала их страна. И если да, то исключало ли это их выдачу советскому правительству против их желания.

Можно было бы подумать, что тексты конвенций — Гаагской 1899 и 1907 и Женевской 1929 года — разом решат этот вопрос, но, к сожалению, в тексте отсутствовали четкие разъяснения по главному пункту. А главный пункт заключался в следующем. Если русские пленные считались повторно взятыми в плен советскими солдатами или гражданскими лицами, то, конечно, никаких возражений против их возвращения на родину быть не могло, и отношение советского правительства к ним, пусть даже и жестокое, с юридической точки зрения никак не касалось английского или немецкого правительств. Но как быть в тех случаях, когда русские, служившие в немецкой армии, носившие немецкую форму и присягнувшие на верность фюреру, заявляли о том, что являются немецкими солдатами? Можно ли было признать их правоту? А если да — то как это отразилось бы на законности их выдачи СССР?

Заинтересованные стороны — Англия, Германия и США, — подписавшие Конвенцию, придерживались разных

точек зрения по этому вопросу. Английскую точку зрения высказал в сентябре 1944 года юрисконсульт МИДа Патрик Дин:

Несмотря на условия Женевской конвенции, солдат, взятый в плен армией своей страны в тот момент, когда он находился на службе во вражеской армии, не может перед лицом своего правительства и закона своей страны претендовать на протекцию Конвенции. Мы наверняка не признали бы такого права за английским гражданином, взятым в плен в момент его службы в немецкой армии. Если такой субъект взят в плен союзной армией, союзное командование имеет право передать его без всяких условий его собственному правительству, не нарушая при этом Конвенции. Избрав иной путь, мы поставили бы себя в затруднительное положение по отношению к союзным правительствам, и они имели бы основания обвинять нас в попытке укрыть возможных предателей от наказания, положенного им по законам их страны *1008.

Через несколько месяцев выяснилось, что США заняли в этом вопросе позицию, коренным образом отличную от английской. МИД узнал об этом из сообщения посла в Америке, лорда Галифакса, от 28 марта *1009. На это указывал и один из служащих английского посольства в письме Бернарду Гафлеру из американского Отдела особых военных проблем. Его комментарии были затребованы ввиду того, что.

по мнению МИДа, условия соглашения между правительством его величества и Советским Союзом обязывают возвращать в СССР даже тех советских граждан, которые требуют, чтобы их оставили в стране как немецких военнопленных *1010.

Патрик Дин, будущий посол в Вашингтоне, следующим образом комментировал заявление американцев: «Позиция США, на мой взгляд, является неверной и несовместимой с Ялтинским соглашением» *1011. Позже он разъяснил свою точку зрения подробнее:

Хотя [в тексте Ялтинского соглашения] не сказано прямо о том, что английское правительство должно репатриировать в СССР советских граждан, не желающих возвращаться, из текста ясно следует, что такие советские граждане подлежат выдаче советским властям независимо от их желания *1012.

На Бернарда Гафлера, однако, софистика Дина не произвела ни малейшего впечатления. Вновь изложив причины, обусловившие позицию американцев, и отметив, что США не принуждают к репатриации иностранных граждан, которым форма немецкой армии дает право рассчитывать на защиту Женевской конвенции, он продолжал:

Как я помню по моей службе на страже английских интересов в Германии, наше посольство в Берлине, следуя инструкциям вашего правительства, сообщило немецким властям, что лицо, носящее форму английской армии, является английским военнослужащим и на него распространяется действие Женевской конвенции. Насколько я понимаю, ваше правительство по-прежнему считает, что форма определяет принадлежность её обладателя независимо от его национальности, и именно в таком духе я информировал немецкое правительство в связи с бельгийским инцидентом, по поводу которого немцы заявили протест нашим правительствам. Далее, насколько я понимаю, из всех взятых им в плен лиц ваше правительство вынуждает вернуться под опеку соответствующего правительства лишь советских граждан. К другим национальностям это не относится. Госдепартамент считает нашу политику в этом вопросе вполне последовательной, тогда как в политике вашего правительства мы усматриваем непоследовательность, с которой нам будет трудно согласиться… Поскольку изменение нашей практики в отношении советских граждан, на наш взгляд, могло бы вступить в противоречие с духом и буквой Женевской конвенции о военнопленных, к которой присоединилось также и ваше правительство, Госдепартамент был бы очень признателен, если бы вы могли сообщить нам ваше решение по этому вопросу *1013.

Английское посольство обратилось в МИД за «инструкциями по дальнейшему обсуждению данного вопроса с Госдепартаментом». Прежде чем передать дело юрисконсульту, Джон Голсуорси подытожил свою точку зрения в документе, который можно считать довольно точным отражением позиции МИДа:

Насколько я знаю, мы исходим из принципа целесообразности. У нас было уже довольно хлопот с советскими властями по поводу лиц, которых они считали советскими гражданами и которых мы таковыми не считали (напр., с поляками и прибалтийцами), не говоря уж о всех тех, которые по политическим или личным соображениям не желают называться советскими гражданами (хотя и являются таковыми), но хотят, чтобы их считали немецкими военнопленными. Кроме того, в последней категории есть ряд лиц, которые понимают, что виновны в активном сотрудничестве с немцами, и было бы неразумно ставить англо-советские отношения под угрозу ради людей, активно воевавших против нашего союзника. Конечно, среди них есть и другие: некоторые из тех, кого мы вынуждены передать советским властям, пострадали от советского режима без всякой вины с их стороны, не воевали против СССР и просто не хотят возвращаться на родину *1014.