Жертвы Ялты

Толстой Николай Николаевич

Король Фарук, муфтий Иерусалимский, секретариат Арабской лиги и другие мусульманские руководители, пытаясь помочь своим преследуемым собратьям по религии, решили, что каждая арабская страна примет определенное число советских мусульман. Через много лет после войны Деннису Хиллсу стало известно, что группа из 100 кабардинцев, которых он при проверке гражданства спас от репатриации, в мае 1947 года попала в Дамаск и живет там до сих пор. Точная цифра спасенных неизвестна, но в 1946 году на Западе находилось предположительно около 80 тысяч мусульман, и не похоже, чтобы их насильно репатриировали.

Уже в начале мая 1945 года было решено «в принципе принять предложение Вышинского

о перевозке пленных по суше». 22 мая представители советского высшего командования, с одной стороны, ВКЭСС и штаб-квартиры союзных войск, с другой, встретились в Галле и подписали соглашение, в котором говорилось:

«Все бывшие военнопленные и граждане СССР, освобожденные союзными силами, и все бывшие военнопленные и граждане союзных держав, освобожденные Красной Армией, будут переданы через передовые линии каждой армии представителям соответствующих армий с каждой стороны».

Далее перечислялись приемно-передаточные пункты и подчеркивалось:

«Выдача должна начаться через 24 часа после подписания этого документа…»

Еще до соглашения советским властям было выдано около 200 тысяч человек. Бывший капитан Красной Армии вспоминает, как американцы выдали Советам через Эльбу 3 тысячи человек из лагеря в Плавене. 14 мая за пленными прибыла «огромная колонна «студебеккеров». Никакого сопротивления или организованного протеста не было: лагерь находился в руках «партийного комитета». Бежать, судя по всему, удалось только этому капитану.

Подписание Галльского соглашения придало процессу ускорение. К 4 июля в советскую зону Германии было передано не менее полутора миллионов русских. Вряд ли нам когда-нибудь станет доподлинно известно, сколько из них возвращалось добровольно, сколько было принуждено к этому и насколько союзные офицеры были в курсе желаний репатриируемых. Но из свидетельств участников этих операций складывается довольно стройная картина. Русские напоминали людей, вышедших на яркий солнечный свет после заточения в пещере. Полусонные и сбитые с толку, они покорно шли, куда их вели. Времени для раздумий не было, а рассказы о том, что ждет их на родине, до них пока не дошли.

В середине апреля 1945 года американская армия передала лагерь для русских перемещенных лиц в Гисене в распоряжение генерал-майора Бевина Вильсона, работавшего для Международной комиссии помощи беженцам (МКПБ). Его воспоминания о жизни обитателей лагеря нисколько не напоминают рассказы тех, кто описывает страх или жестокость. В бараках жило около 5 тысяч человек, и почти все они дружно занимались разграблением окрестных деревень, активно участвовали в операциях черного рынка, пели, танцевали и вообще всячески развлекались. Вильсон пишет: «Мы обнаружили, что на 4439 человек имелось всего 1789 кроватей, и, разумеется, спальное место, предназначенное для одного, делили двое, особенно после обеда, когда все бараки занимались тем, что французы определяют словом «Гатоиг». Те же, кому не нашлось пары, спали на перевернутых буфетах, или составленных вместе столах, или же прямо на полу».

Впрочем, и здесь, как почти повсюду, где собирались русские, многие предпочитали любви — выпивку, но ее нелегко было достать. Вильсон вспоминает:

«До открытия столовой, где давали пиво, невозможно было раздобыть какие-либо напитки. В первые дни после нашего прибытия 12 перемещенных лиц умерло ночью: они по ошибке выпили хлороформ, приняв его за водку. Их похоронили на территории лагеря».

Имелись и другие развлечения, менее опасные, например, «каледонский рынок». В один прекрасный

день на городскую площадь явились двое — один был переодет медведем, другой изображал поводыря. Медведь лапал всех случившихся поблизости женщин и вообще выглядел очень натурально, так что маленькие дети поначалу испугались, но потом привыкли и радостно бежали за ним.

Наконец настало время возвращения. На американских десятитонках их доставили на железнодорожную ветку в лесу и посадили на поезд. 6 июня отбыла последняя группа. Все они, по воспоминаниям генерала, возвращались охотно. Впрочем, в отличие от генерала Вильсона, они вряд ли представляли себе, что ждет их на родине.

Через несколько недель после дня победы границы восточной и западной оккупационных зон в Германии и Австрии были пересмотрены. 29 июня американский генерал Клей встретился в своем штабе с маршалом Жуковым для обсуждения деталей соглашения. Маршал Жуков поднял вопрос о советских гражданах — бывших пленных — ныне перемещенных лицах… Он потребовал, чтобы лагеря сохранились в том виде, в каком есть, с целью передачи их Советам… Советы предлагали, чтобы американцы приняли и переправили всех перемещенных лиц, кроме русских… Генерал Клей сказал, что американцы позволят остаться тем, кто не желает уезжать, но русских брать не будут, разве что случится ошибка, которую можно будет потом исправить.

Это был удобный способ разместить большое количество русских, не используя и без того скудные транспортные средства. О том, как соглашение проводилось в жизнь, рассказал капитан Н. Ф. Чоунер, отвечавший за один из таких лагерей. Лагерь находился в Мекленбурге, и среди его обитателей было 2 тысячи русских. На Чоунера они произвели впечатление простых, неприхотливых людей. Но он знал, что уготовило им советское правительство, так как еще до продвижения в этот район советских войск из лагеря увезли несколько групп русских. Их сопровождал знакомый Чоунеру офицер. Он рассказал затем, что, как только поезд с русскими пленными прибыл в район расположения Красной Армии, он был окружен вооруженной охраной и пленных (почти все они были вывезены немцами на принудительные работы) увели в соседний лес Вскоре оттуда послышалась стрельба, не смолкавшая в течение нескольких минут. И основательно поредевшая колонна вышла из леса. А на границе между зонами висели приветственные плакаты, и оркестр играл веселые мелодии.

Вскоре после этого стало известно, что 4 июля район займет Красная Армия. За несколько дней до этого в лагерь явились люди в штатском (несомненно, сотрудники СМЕРШа) и начали принимать дела. Интересно, что одним из первых пострадал от их недовольства некий активист, назначивший себя в лагере «комиссаром». Он постоянно превозносил советский режим и уговаривал обитателей лагеря вернуться на родину, но ничего не помогло: первую ночь пути на родину он провел среди своих соотечественников во рву. Его дальнейшая судьба нам неизвестна.

Среди перемещенных лиц, людей по большей части малообразованных, выделялся русский инженер, вывезенный немцами вместе с женой. Понимая, что после репатриации их с женой сразу разлучат и отправят в разные лагеря, он умолял англичан разрешить ему и жене присоединиться к группе нерусских пленных, уходившей вместе с английскими войсками. Чоунеру очень хотелось помочь этому симпатичному человеку, но приказ не давал ему такой возможности, и инженеру пришлось разделить участь прочих обитателей лагеря. А вот бывшие жители Прибалтийских республик, оккупированных СССР, не подлежали репатриации. Их в лагере было довольно много, и капитан Чоунер специально проследил за тем, чтобы их своевременно вывезли оттуда.