Жёсткая ротация

Топоров Виктор Леонидович

Елдак уже вздрочен, готовь ты свою жопу, Пусть варварством я сим и удивлю Европу.

Классическая рифма, подхваченная тем же Пушкиным («На удивленье всей Европы поставлены четыре…» — о клодтовских конях на Аничковом мосту) и приобретшая впоследствии универсальный характер, использована здесь впервые — и с не превзойдённой до сих пор политической остротой! Цитировать Баркова трудно, хотя и хочется. Печатать до недавнего времени было ещё труднее. Фанатичный поклонник поэта покойный профессор Г. П. Макогоненко ухитрился опубликовать одно матерное стихотворение в двухтомной антологии «Поэты XVIII века» (тоже в «Библиотеке поэта», правда в старой, ещё советской), да и то — заменив целые строфы сплошными отточиями. Ходят слухи, что и рецензируемую книгу готовили чуть ли не подпольно — во всяком случае, главный редактор «НБП» А. С. Кушнер узнал о ней лишь по выходе в свет. Хотя и сам не чужд некоторого эротоманства — но уж никак не вольнодумства! Зато составитель тома Валерий Сажин порезвился на славу. Не зря же о нём самом ходит вполне барковская эпиграмма: «Метит стрелы в Сажина юноша-Эрот: сколько в сфинктер всажено, столько же и в рот!» Означенный Сажин написал к тому прекрасную вступительную статью и подготовил вполне научные примечания. Особенно хорош «Словарь устаревших и малоупотребительных слов», жаль только, что он не дополнен также устаревшей или малоупотребительной обсценной лексикой. Конечно, сакраментальные слова на «х»,

на «п», на «м» и тем более на «б» у всех на устах (а значит, и на слуху), но как быть с секелем, с удом, с шелупиной, с шентей, с щурупом (через букву «щи»), с плешью, с махоней и так далее? Как без словаря — или без поллитры — разобраться со смыслом такого, например, красавицыного сетования:

Но, ах! Какой злой рок меня тогда постигнет, Как он свой долгий шест в меня поглубже вдвигнет! Каким меня тогда ударом поразит, Как скало он своё претолстое ввалит! Со страху вся дрожит в махоне щекоталка…

И скало, и щекоталка в «Словаре», кстати, тоже отсутствуют. Есть, правда, пядень, сбиль, сип, сырть, шпынь и многое другое, но эти совы не совсем то, чем кажутся. Хирагра, например, — это ломота в костях рук и пальцев. «Подагра» от слова «хирург»? Или от слова «виагра»? Ну, мин херц Сажин, как скажете!..Поэты (и драматурги) — похабники завелись в начале Нового времени чуть ли не по всей Европе: Скаррон — во Франции, Бредеро — в Голландии, лорд Рочестер — в Англии и т. д., так что Барков не исключение из общего правила. Исключение — русский мат, про который сказано: мы им не ругаемся, мы на нём разговариваем. Исключение — российская жизнь, при которой и про которую разговаривать хочется только матом. Барков сообразил, что и писать про неё можно (а значит, нужно) матом, придерживаясь, однако же, во всех остальных отношениях высокого штиля. На дворе стоял классицизм — и Барков был классицистом, правда классицистом матерным. И опять же — политика и стилистика. Середина осьмнадцатого столетия. Дворян то ли порют, то ли уже перестали, но в темницу бросают и лютой казнью казнят по первому подозрению. И пусть наветчику полагается первый кнут, это его пугает, но не останавливает. А разврат (кроме эксклюзивно омерзительных случаев) ненаказуем. А разговоры о разврате — тем более. Ну, тогда уж и стихи о разврате… Матерные стихи… Матерные стихи можно сочинять и на политическую тему, но тут, скорее всего, накажут. Вспомним, как Пушкин унизительно отпирался от авторства кощунственной (а значит, и антигосударственной) «Гаврилиады»! Побаивался, понятно, и Иван Семёнович (не путать с Александром Семёновичем, который на самом деле Соломонович) и оттого пил горькую. И ходил в присутствие — пока не выгнали. И сочинял официозное, и переводил с латинского — и то и другое без ощутимого успеха. В случае с немецким романтиком Э. Т. А. Гофманом принято говорить о двоемирии. Деятельный чиновник-аккуратист днём, едва дождавшись вечера, он отправлялся в кабак и в бордель, а ночью сопоставлял «два мира» в гротескной прозе. Но то, что немцу здорово, русскому сулит суму или тюрьму. Тюрьмы Барков избежал — чего не скажешь о многих других стилистических диссидентах. Цензуру отменили, Баркова напечатали, и мир не перевернулся. Даже «Идущие вместе» не отловили издателя и не навешали ему п. здюлей. Тираж в 2000 экземпляров скорее академичен. Время, пожалуй, учредить Барковскую премию и для начала присудить её Кахе Бендукидзе и Филиппу Киркорову. И — за выслугу лет и по совокупности — Черномырдину. Потому что стилистические разногласия неумолимо перерастают в политические. И, разумеется, наоборот.

2004

Трудно выть богом

Читатель не понял бы меня, промолчи я о главном блокбастере нынешнего лета (и всего российского кино по сей день), о чемпионе проката, о детище и любимце Первого, который всегда Первый, о нашем ответе победоносным хоббитам, амбивалентным американским оборотням, японским «Звонкам» и даже, страшно сказать, самому товарищу Тарантино. Публика валит в кинозалы со спецэффектами, критика (надо полагать, купленная) хвалит, программа «Время» рапортует о победоносной поступи «Ночного дозора» по градам и весям. Хитроумные прокатчики пошли даже на неслыханный шаг, выпустив лицензионный DVD «для бедных» по рекомендованной цене не выше 150 рублей, продающийся, например, в нашем городе всего за сотню. Правда, «не для продажи на территории Москвы», в которой (и в небе над которой) разворачивается действие в фильме. Пусть богатенькие столичные буратины — вампиры они или ещё не вполне — раскошеливаются по полной программе! Одновременно выброшены в продажу и допечатки книг фантаста Лукьяненко — начиная, естественно, с одноимённой. Критика (надо полагать, купленная) утверждает, будто, не прочитав романа, и в фильме «Ночной дозор» ничего не поймёшь. Ну, не знаю. Понимать — или не понимать — там особо нечего. А с другой стороны, Лукьяненко читают в основном двенадцатилетние мальчики, а мне на момент рождения этого (судя по всему, великого) писателя стукнуло уже двадцать три. Поэтому Лукьяненко я не читал. Да что ж, я других не читал? — сказано у Булгакова. И в другом произведении: Никогда не читайте их за обедом. Других нет? Вот и никаких не читайте! Отечественная фантастика — дурной сон словесности. Или, цитируя Шекспира, история, рассказанная идиотом с шумом и яростью. И идиота этого вы наверняка знаете: он наш земляк. И его бесчисленных учеников знаете тоже. Лукьяненко (хоть он и москвич) как раз один из них — и, получается, самый лучший. Алексей Герман-старший (ведь есть ещё младший — автор неприлично нашумевшей кинокартины «Друзья сожгли чужую хату») который год снимает или уже не снимает ленту «Трудно быть богом» по одноимённой повести братьев Стругацких и с заматеревшим Цыплёнком в главной роли. Несколько лет назад, при получении высокой награды, Герман-старший бесстрашно лизнул президента Путина: я, мол, снимаю кино про вас! То есть про то, как трудно президенту в одиночку переделывать нас — закосневших в дикости и в невежестве коренных насельников планеты Земля, аборигенов и автохтонов. Правда, Дон Румата, он же Цыплёнок, лишь на первый взгляд суетится и бесится в одиночку, тогда как на самом деле за ним стоят могущественные космические спецслужбы. То есть, лизнув Путина, Герман одновременно показал ему эзопов язык. Вот только фильма не снял.

А снял — и, похоже, именно то, что хотелось снять липовому режиссёру Герману, — клиповый режиссёр Бекмамбетов. Про то, как трудно быть богом. А поскольку боги (они же Иные, они же воины Света и воины Тьмы, почти как у Саши Секацкого, который, к счастью, не кинорежиссёр, а философ) у Бекмамбетова, борясь друг с дружкой, время от времени срываются на звериный вой, ведь они испытывают нечеловеческие муки и делают над собой нечеловеческие усилия («Коза закричала нечеловеческим голосом» — старая переводческая шутка, использованная некогда в кинокомедии «Осенний марафон»), то и название недоснятой Германом ленты «ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ» вполне поддаётся постмодернистскому переосмыслению: «ТРУДНО ВЫТЬ БОГОМ», — утверждает автор «Ночного дозора» всей мощью современной кинематографической палитры, краски которой разведены, естественно, палёной водкой. Так или иначе, Герман не снял, а Бекмамбетов снял. Снял именно и точно то, что хотелось снять Герману. Снял вместо Германа. И тому остаётся

лишь зажарить и съесть своего незадачливого Цыплёнка. Во всяком случае, персонажи «Ночного дозора» обошлись бы с ним именно так. Исхожу из предположения, что читатель фильм уже посмотрел. И только для самых ленивых привожу аннотацию с обложки сторублёвого DVD: «Все знают, что на ночных улицах опасно. Но в данном случае речь идёт не о преступниках и маньяках. Когда наступает ночь и силы зла властвуют безраздельно, там действуют те, с кем не встретишься днём, — тёмные маги, вампиры и прочая нечисть. Их сила велика, и с ними нельзя справиться обычным оружием. Но по следу „ночных охотников“ идут те, кто веками сражается с порождениями сумрака и побеждает их, неукоснительно соблюдая при этом Договор, заключённый тысячелетия тому назад между Светлыми и Тёмными… Имя им — Ночной дозор».То есть, прошу прощения, фильм перед нами РЕЛИГИОЗНЫЙ. В христианстве идея вечной борьбы (на равных) между Добром и Злом называется манихейством. Христианству на Ближнем Востоке предшествовал зороастризм, в котором борьба на равных Добра и Зла является символом веры. И «Ночной дозор» это вам не какой-нибудь «Другой мир», в котором вампиры, сами не зная зачем, перетирают вопросы с оборотнями: вдохновлённый прозой великого писателя Лукьяненко великий режиссёр Бекмамбетов снял фильм ЗОРОАСТРИЙСКИЙ! И заявил об этом прямо на обложке лицензионного DVD: «Данный фильм одобрен к распространению, как способствующий делу Тьмы… Данный фильм одобрен к распространению, как способствующий делу Света…» Особенно хорош первый постулат — в сочетании с десятимиллионной и более того аудиторией и в стране, в которой православие разве что не провозглашено государственной религией! Чуть отвлекусь в сторону — в художественном плане «Ночной дозор» скорее хорош: и отличный изобразительный ряд, и трюки, и спецэффекты, и образ нищей, убогой, пьяной и обдолбанной страны — той самой, в которой монетизируют льготы, и за которую — ради вящего воздействия — выдают зажравшуюся Москву; неожиданно милые в роли профессиональных упырей актёры Хабенский и (в эпизоде) Золотухин. Те же упыри в средневековых доспехах — прямиком из картины Германа! Забавная, по-стругацки дурацкая, организация светлых магов «Горсвет»; сова, оборачивающаяся голой девицей и тут же выслушивающая по своему адресу: «Чудо в перьях!» Волчищи позорные и волчищи дозорные. Ангелы, бесы; очередной ребёнок Розмари, за душу которого разворачивается Всемосковская вампирическая война; нескрываемая реклама товаров народного потребления; киноцитаты из Хичкока и Гайдая, Копполы и Карпентера… И конечно, православное духовенство молчит правильно, а вовсе не потому, что, подобно кинокритике, прикуплено: зороастризм здесь столь же потешного свойства, как, допустим, католицизм в уже не столь знаменитом у нас «Изгоняющем дьявола»…

И всё же, напомню, фильм спродюсирован, разрекламирован и донесен до сознания десятков миллионов Первым каналом, основная задача которого заключается в ежевечерней промывке мозгов. Что промывает «Ночной дозор» свиной и как бы человеческой кровью, как раз понятно — мозги. Остаётся разобраться в том, зачем (или во имя чего) он это делает.

В деидеологизированной и лишь внешне воцерковленной стране при помощи и содействии (не говоря уж о деньгах) Первого канала нам показывают некую борьбу Добра со Злом, пытаясь придать ей, помимо несомненной занимательности, сакральный смысл. Причём — для правдоподобия — изображают белых магов едва ли не столь же отвратительными, как чёрные. И оставляют за силами Тьмы победу на — разумеется, промежуточном — финише (потому что будут сиквелы, и Добро в конечном счёте восторжествует). Зачем это делается?

Нас в очередной раз пытаются оболванить, причём двояко. Во-первых, заставить основные массы населения почувствовать себя всего лишь пассивными и бессильными зрителями борьбы ИНЫХ с ИНЫМИ же, разворачивающейся на экране.

А во-вторых, приучить к ложно-альтернативному выбору, который нужно будет сделать в критический момент. За кого ты, приятель, за белых или за красных? За «сук» или за «воров»? За Ельцина или за Зюганова? За «олигархов» или за «силовиков»? Ведь они борются за тебя, и терпят нечеловеческие муки, а привилегии — тоже нечеловеческие — их не радуют, — и своя правда есть у Ночного дозора, и своя — у Дневного, но ведь понятно, что Ночной дозор в конце концов непременно окажется в некоторой мере правее…

На экранные кривляния магов мы смотрим не без интереса. И ложной альтернативностью (то есть на самом деле — безальтернативностью) выбора на подсознательном уровне проникаемся. Нам не то чтобы предлагают выбрать меньшее зло (любые голосования вот-вот отменят за ненадобностью), нам настоятельно рекомендуют признать то зло, которое в конечном счёте одержит верх, меньшим. А Добром, соответственно, — большим! При всей (тоже зафиксированной в фильме) относительности подобного рода оценок.

Ну и мысль о том, что правят нами сверхчеловеки, внушают тоже.

Нами правят боги. А быть богом трудно. Поэтому они воюют. Поэтому они воют.

И Алексей Герман снимает об этом кино и разглагольствует на каждом углу о том, что снимать ему не дают.

А Тимур Бекмамбетов тихой сапой делает то же самое и оказывается на коне.

Но и Герман, слава тебе, господи, не в канаве.

Ведь внушить ГОРСВЕТУ (и подмигнуть ГОРТЬМЕ): «Я тоже Иной!» — ухитрились не мытьём, так катаньем оба режиссёра.

У Германа эзопов язык подлиннее, но он и годами постарше.

2005

Юбилейный формат

Знай Анна Ахматова заранее о том, что день её ухода совпадёт в календаре с годовщиной смерти Сталина (с тринадцатой годовщиной!), как отнеслась бы к этой усмешке Истории великая поэтесса? Была бы она возмущена, или польщена, или, может быть, испытала оба чувства одновременно? Ну, разумеется, она была бы польщена вещим — или зловещим? — совпадением. И, конечно же, возмущена тем, что впредь в день её кончины люди будут поминать или, самое меньшее, вспоминать не её одну. Но, в конце концов, — прокомментировала бы она про себя или вслух, но в обществе людей, с которыми имела обыкновение разговаривать как бы про себя, а они за ней записывали (коллективная Лидия Корнеевна!), — Сталин это не столь уж недостойное при всех его ужасах и мерзостях соседство… Сталин, сказала бы Анна Андреевна, изъясняйся она на новомоднем политическом сленге, это её формат.

Сталин писал стихи. Однажды даже велел перевести их с грузинского на русский Арсению Тарковскому, но в последний миг спохватился, отозвал безвкусный заказ, хорошо хоть, не наказал — люто, как он умел, — маститого переводчика. Но и чужие стихи он любил. А уж прозу… А уж драматургию… Сталин знал русскую и создаваемую им в колбе советскую литературу с точностью и дотошностью академика отечественной словесности. Присуждая собственного имени премии, он анализировал литературный процесс куда основательней, чем руководители премиального комитета Николай Тихонов и Константин Симонов. Он держал писателей, как породистых скакунов, в неге и холе (правда, стоило какому-нибудь из них захромать — пристреливал). Он был в литературе и наездником, и коннозаводчиком — и конюшню под названием «Союз писателей» создал он. Он, а не Горький, с которым Сталин переписывался на не внятном нынешним невеждам языке и которого в конце концов, не исключено, как одряхлевшего производителя, усыпил.