Жестокая болезнь
Шрифт:
БЕЗУМНАЯ ЛЮБОВЬ
АЛЕКС
Когда серийный убийца угрожает выпотрошить вас и скормить ваши внутренности своим домашним рыбкам, вы начинаете ценить жизнь.
Я могу проследить каждое принятое решение и пройденный путь, а также пересекающиеся события, которые создают идеальную формулу.
Когда я отступаю, чтобы рассмотреть картину в целом, в игру вступает теория хаоса — нарушения в системе, которые невозможно было предвидеть. Как всегда, назначение системы очень деликатно определяется
Если бы Блейкли не связалась с доктором Нобл, то, скорее всего, Грейсон не узнал бы о моем существовании.
Если бы я не зашел в тот ночной клуб, я бы никогда не встретил Блейкли.
Если бы я был менее разборчив и выбрал объект раньше, у меня бы вообще не возникло соблазна пойти в клуб.
Я могу продолжать прослеживать путь назад, отмечая каждый инцидент, который привел нас к этой точке, но есть кое-что: теория хаоса предлагает парадокс, поскольку она соединяет два знакомых понятия, которые считаются несовместимыми.
С точки зрения любого рационального наблюдения, Блейкли и я — понятия несовместимые.
И все же, она прорвалась сквозь мой систематизированный мир, чтобы полностью уничтожить.
Она — парадокс.
Подобно качанию маятника, ее скорость и сила — это то, чем я измеряю каждую потребность и стремление, и если я заслужил только ярость и ненависть, то приму все. Обладать хоть какой-то ее частичкой — это всепоглощающее чувство.
Я знаю, что мы еще не достигли конечного пункта назначения.
Как и во всех системах, время — это переменная, которая изменяется.
И это ожидаемое изменение предупреждающе витает в воздухе вокруг нас. Ее присутствие уже сплошная угроза, как будто она вот-вот разорвет мой слабо сконструированный мир.
Сегодняшняя ночь доказала, что у нее есть сила для этого.
С ее нестабильными эмоциями она опасна не только для меня; она опасна для самой себя.
Вместо моих эгоистичных попыток восстановить свое эго, я должен был разработать соединение, помогающее регулировать ее нейротрансмиттеры, пока химический состав ее мозга не выровняется.
Поскольку у меня нет возможности повернуть время вспять, я могу начать только с того места, где мы находимся сейчас.
— Ты будешь спать в моей постели, — говорю я ей, убирая беспорядок со своего стола.
Поскольку Грейсон осведомлен о местонахождении обоих наших домов, мне показалось логичным использовать мою старую квартиру. Я не сомневаюсь, что Грейсон также знает о ней, но тут немного безопаснее, здесь есть система сигнализации и меньше точек входа.
Блейкли, прихрамывая, подходит к шкафу и достает флисовое одеяло, затем бросает его на бежевый диван.
— Я буду спать здесь.
Огненная нить вьется у меня под кожей. Я потираю затылок, чтобы облегчить боль в мышцах и растущее раздражение. Мы практически измучены из-за драки и секса — может быть, больше из-за секса — и все же она отказывается признать
Оживленные нервные пути не повлияли на ее упрямство.
Ее волосы превратились в один дикий клубок. На ней все еще моя рубашка. Ее запах впитался в мою кожу. Первобытное желание перегнуть ее через диван и заставить кончать до тех пор, пока она не признается в своих чувствах, пронзает меня безумной потребностью.
Я встаю из-за стола и бросаюсь к ней, каждый синяк и травма на моем теле восстают против этого движения. Я добегаю до нее прежде, чем она успевает защититься, и заключаю ее в объятия.
— Отпусти меня…
— Мы уже выяснили, что этого не произойдет, — я несу ее в свою спальню и бросаю на кровать.
Она кряхтит от удара, приподнимаясь на локтях, чтобы бросить на меня убийственный взгляд.
— Я больше не твоя пленница.
— Будучи пленницей, ты хотя бы была в безопасности, — я не исключаю полностью, что Блейкли может оказаться за решеткой, пока дело не будет улажено. Она не станет презирать меня больше, чем уже презирает.
Хотя отвращение в ее опустошенных глазах говорит об обратном.
— Спи на полу, — говорит она.
Когда она поддается усталости и откидывается на подушку, я снимаю с нее ботинки и бросаю их рядом с кроватью. Затем тяну одеяло из-под нее и осторожно накрываю ее.
Она внимательно наблюдает за мной, и в ее затененных чертах появляется любопытство.
Я прикасался к каждому дюйму ее тела. Боготворил ее, запоминал. Я наслаждался ее ощущением, когда она раскрывалась в моих объятиях, и все же сейчас, здесь — я ближе к ней чем когда-либо.
Я чувствую, как она теряет бдительность. Она пока не знает, как скрыть эту хрупкую уязвимость, особенно будучи эмоционально истощенной.
— Бояться нечего, — я убираю волосы с ее лба, и она позволяет. — Вместе мы сила. Твои навыки и мой…
— Психоз?
Я подавляю смех.
— Я предпочитаю «гениальность», — опускаюсь на колени рядом с кроватью, становясь на один уровень с ней. — Они не приблизятся к нам. Не смогут.
После напряженной паузы, когда я подавляю острое желание поцеловать ее, встаю и начинаю отходить. Она тянется к моей руке. Ее пальцы едва касаются моей ладони, но этого достаточно, чтобы остановить меня. Я смотрю на наши руки, потом встречаюсь с ней взглядом.
— Что тебе сказал Грейсон?
Остановившись, я наблюдаю, как отраженный свет с улицы играет на стене. Ее уязвимость может быть тактикой манипуляции, уловкой, чтобы ослабить мою защиту. Даже в этом случае я должен уступить ей. Мы никогда не достигнем намеченной цели, если один из нас не уступит другому.
Я подхожу к окну с другой стороны кровати и закрываю жалюзи, чтобы не видеть городских огней. Затем завожу руку за голову и стаскиваю майку. Бросаю испорченную ткань на деревянный пол, прежде чем забраться в постель рядом с ней.