Жестокая Фортуна

Иванович Юрий

Несмотря на ткань на лице и исходящий от неё дурманящий запах, удалось почувствовать себя уже вне помещения, явно под открытым небом:

«Чудеса! Уже и такие сны мне снятся, – мелькало в затухающем сознании Виктора. – Или это старшины решили меня вырвать из лап несговорчивых эскулапов? А может, и сам Уйдано Лайри прибыл? Этот Рыжий ещё и не то способен вытворить… – и уже на грани осознания вдруг до слуха донёсся несколько отдалённый перезвон тревожного колокола. – Неужели среди ночи на посёлок напали гномы?! Но ведь такого не бывает! По крайней мере ни разу не было почти за всё тысячелетие. Вставать!.. Мне надо немедленно вставать!.. Меч! Надо найти мой меч!.. – давал он

бесполезные команды своему телу, которое никак не могло превозмочь полный паралич. – Почему я не могу встать? Или это всё-таки сон?..»

Просыпался он потом довольно долго и с непонятной головной болью. Мелькнуло подозрение, что неудачно отлежал многострадальный затылок, но болело больше в районе висков. И даже долго думать не пришлось, чтобы отыскать виноватых. Конечно же, целители! Перестарались с успокоительными средствами и со снотворным и превратили недавнего героя в тряпку.

Вполне логично, что вспыхнувшая злость и ярость помогли быстро открыть глаза, совладать с губами и начать ругаться:

– Ну сколько можно меня в сон загонять?! Протуберанец вам за пазуху! – и тут же осёкся, поняв, что он уже явно не в палате. Может, и не в госпитале. А несколько угрюмых, жутко бородатых физиономий, склонившихся вокруг кровати, одним своим видом заставили резко проснуться и все остальные чувства. В том числе и переполошенное предчувствие. – Э?.. А вы кто такие?

Минуту висела тяжёлая пауза, пока самый заросший мужик не приоткрыл свой рот в угрожающем оскале. Ещё и зарычал при этом, словно дикий, желающий горячей крови зверь. За ним и остальные скорчили подобные рожи и издали похожее рычание. Стало страшно, и он понял, что его сейчас станут есть. Прямо такого сырого, без перца и без соли. И в то же время у пришельца возникло какое-то подспудное понимание неправильности обстановки. Неправильно, нелогично всё.

И даже неожиданный, пусть и запоздалый ответ показался словами из другого спектакля:

– Мы твои судьи и твои палачи! – с рычанием шипел бородатый. – Готов ли ты к смерти, чужак?!

Причём в слове «чужак» слышалось какое-то совсем иное значение. Этакого глобального, масштабного значения. Нетрудно было догадаться, кто стоит рядом. Дальше ещё проще: оказывается, произошло банальное похищение тела прямо из госпиталя. А судя по смутным воспоминаниям о том моменте, гномы умудрились сработать тихо, с высоким военным профессионализмом и, скорей всего, не оставляя жертв на месте своей диверсии по взятию пленного. Ну а раз не убивают и не мучают сразу, то, значит, он им очень для чего-то нужен. А что может раненый и беспомощный. Ничего! Ну… Кроме информации, а уж её Менгарец скрывать ни от кого не собирался. Следовательно, в ближайшие несколько дней ни судить его не будут, ни казнить, ни тем более есть в сыром виде. А значит, можно и побравировать. Тем более что в тело, так до сих пор и напичканное местными наркотическими средствами для обезболивания, пришёл кураж и неожиданное веселье:

– Слушайте, я тут уже пару суток в туалет не ходил, и мне уже так приспичило – глаза на лоб лезут. А тут ещё вы так смешно рычите и глаза выкатываете… Ха! Так что, если хотите меня есть, сразу предупреждаю: неприятный запашок весь аппетит перебьёт.

Четверо бородачей застыли каменными изваяниями, а пятый (видимо, самый злой и голодный) вдруг отвернулся в сторону и со странным хрипом присел вниз. Причём хрипы и там продолжились, отдалённо напоминая нечто совсем неуместное для данной сцены.

Тот, кто говорил, покосился вниз и продолжил уже без прежней уверенности в голосе:

– Ты даже не представляешь, чужак, что мы с тобой сейчас сделаем!

Менгарец

попытался пошевелиться, но понял, что не так связан, как прикрыт неким подобием железного кожуха, который легко от себя не откинешь:

– Ага! Значит, решили меня сварить как мясные консервы? Так ведь предупредил по поводу крайней нужды! Потом отмывать придётся.

Один из бородачей не удержался и, морща лоб, спросил у главного:

– А что такое консервы? – Тогда как ещё один вполне таким простым, нормальным и рассудительным голосом предложил:

– Может, перестанем дурачиться? А то я сейчас тоже от смеха загнусь.

Их вожак недовольно выпрямился, пнул корчащегося от смеха товарища ногой и рыкнул с нескрываемой досадой:

– Ну вот, всю договорённость испортили! Знал бы, лучше б кого-то из молодых подговорил. Никакого с вас толку!

– Ну чего ты? – заговорил очередной бородач с обидой. – Мы старались! И он явно чуть от страха не помер. Это просто у тебя голос такой слишком добрый, и он сразу обо всём догадался.

Теперь не на шутку обиделся сам вожак:

– Это я-то добрый?! – и добавил несколько словечек, относящихся к явному местному нецензурному лексикону: – А хочешь, я тебе сейчас с одного удара три зуба выбью?!

Тот захохотал, но на два шага назад отступил-таки:

– Не-а! Не хочу!

Виктору ничего не оставалось делать, как стоном привлечь к себе внимание:

– Послушайте, любезные, или не знаю как вас там, может, всё-таки дадите мне наведаться в отхожее место? А то всё, сил больше нет! Последние моменты терплю!..

Теперь бородачи уставились на пленника с сомнением:

– А сможешь? Ты еле губами шевелишь, куда тебе вставать-то?

– Вы ведь меня какой-то гадостью усыпили… – начал пленник, но его перебили:

– Да когда тебя забирали, ты и так при смерти лежал!

– Неправда! Это меня так знахари успокоительным и снотворным напичкали!

Вожак решился:

– Ну ладно, вставай! Коль сможешь…

Два иных гнома, екнув от натуги, сняли с кровати и в самом деле металлическое покрытие, весящее невесть сколько, и отставили в сторону. А Виктор, внимательно осматриваясь и откинув с себя аккуратно одеяло, стал помаленьку вставать. Кстати, что простыни с подушкой, что матрас так и оставались под ним из госпиталя Ворот. Да и на теле ничего, кроме повязок и бандажей, не было.

Первым делом пленник, конечно же, присматривался к «гномам». А те, несмотря на кажущуюся неуклюжесть и внешнюю бесхитростность, очень чётко и грамотно рассредоточились вокруг и выдерживали должную дистанцию. То есть относились к раненому как к совершенно здоровому и опасному воину. Вздумай он неожиданно атаковать или попытаться отобрать оружие, вряд ли бы ему это удалось. Радовал тот факт, что не связали и ни в какие цепи кандальные не заковали.

Само помещение напоминало выдолбленную прямо в скале довольно просторную комнату, со сводчатым потолком и прорубленными в каждой из четырёх стен дверьми. Вот на одну из них крайний справа бородач и указывал рукой. Помимо кровати, сделанной из красивого кованого железа и стоящей строго по центру, чуть ли не в каждом углу стояло по шкафу, всякий уголок или выступ которого был забран потемневшим от времени бронзовой окантовкой. Стояла ещё парочка комодов, но ни одной вещи на виду не просматривалось. Самой диковинной смотрелась округлая лампа электрического света, несколько кособоко закреплённая на высшей точке потолка. Причём лампа, скорее всего, беспроводная, потому как никакого электрического кабеля к ней не вело. Ну а сверлить дырки в этих пещерах сквозь породы для подводки провода – в голове не укладывалось…