Жестокая любовь
Шрифт:
– Мы найдем способ спрятаться. Уйдем в подполье. Это намного лучше, чем то, что тебе причиняют боль.
– И чем мы будем заниматься, чтобы заработать денег?
– Понятия не имею. Чем-нибудь. Мне не нужно все это.
– Я взмахиваю рукой, указывая на богато украшенную антикварную мебель и дорогие произведения искусства. Это был не мой выбор. Это всего лишь части клетки, которая держит меня здесь. Деньги, семья и обязательства. Все они связывают меня.
– Это невозможно, - говорит она задумчиво.
– Я как-то думала уехать. У меня даже был план. Но…
–
– Но ты еще несовершеннолетняя, Клара. Ты не смогла бы работать. Тебя даже никто не должен бы был заметить.
Мое сердце сжимается. Я была бы для нее обузой.
– Ты могла бы уехать без меня.
В ее глазах что-то вспыхивает... воспоминания? Предательство? Мать бросила нас обеих. Официальная же версия - она погибла в автокатастрофе. Но все знают, что ей не было разрешено водить. И гроб на похоронах был закрыт. Если она в тот день и села за руль, так точно, чтобы уехать. И если она умерла в тот день, значит, мой отец поймал ее.
– Я никогда не покину тебя, - яростно произносит Хонор… как клятву.
Мои глаза горят от слез.
– Я тоже, - обещаю я. Даже если появится Джо, готовый забрать меня. Даже если эта моя девичья мечта осуществится. Я никогда не уйду без Хонор. Она моя сестра. Я люблю ее. И поэтому не могу стоять в стороне и позволять Байрону причинить ей боль. С таким человеком невозможно сражаться.
Единственный способ защитить ее - это забрать отсюда.
* * *
СЛЕДУЮЩЕЙ НОЧЬЮ я крадусь по газону. Мои ступни становятся особенно чувствительными, когда я проворачиваю подобное. Может быть, мое осязание обостряется из-за страха. Или потому что я собираюсь увидеть Джо. Я чувствую, как каждая травинка щекочет мои ноги, каждый бугорок и провал в земле. Даже ночной воздух становится осязаемым, мягко обдувая мою кожу, отправляя мурашки бежать по коже.
Дверь открывается, когда я добираюсь до домика у бассейна.
– Клара, - шепчет он.
Я с облегчением улыбаюсь в ответ. Я немного беспокоилась, что он сегодня не придет. Казалось, он испугался поцелуя. Все время, пока я дегустировала образцы свинины «forestiere» и креветок на шпажках от поставщика, думала о нем. Что он ел? О чем думал?
В домике у бассейна как всегда темно.
Я проскальзываю внутрь и падаю на диван, как обычно.
Он выглядывает наружу, осматриваясь, чтобы убедиться, что меня никто не заметил. Как обычно.
Потом закрывает дверь и идет ко мне. Но сейчас все по-другому. Он двигается скованно. Не как всегда. Это пробуждает во мне воспоминания. Так иногда ходит Хонор, когда Байрон с ней груб.
Я сажусь.
– Ты ранен?
Он не отвечает. Просто садится... медленно. Осторожно.
– Ты ранен, - обвинение сочится в моем голосе. Потом встаю и подхожу к нему, мои руки зависают в воздухе. Я не хочу прикасаться к синякам, которые у него, скорее всего, есть, и делать только хуже.
– Что случилось?
– Ничего страшного.
Я закрываю глаза. Единственные два человека в моей жизни, которые мне небезразличны, подвергаются побоям
– Твой отец?
– Не в этот раз.
Я опускаюсь на колени возле кресла, в котором он сидит.
– Кто же тогда?
Он вздыхает и откидывает голову назад.
– Какие-то придурки.
Я провожу руками по его ноге, которая ближе всего ко мне... по бедру, икре, лодыжкам. Он не вздрагивает, но и не отстраняется, так что, надеюсь, с этой стороны все в порядке.
– Где болит? Я могу достать немного льда.
– Никакого льда.
– Его голос стал глубже.
Часть меня, какая-то глубокая и древняя как время часть меня, знает, что это потому, что мои руки касаются его. Это заставляет меня чувствовать себя смелее. Я придвигаюсь ближе, располагаясь теперь между его ног.
– Может бинты? У тебя есть порезы? Ты должен использовать антибиотики, чтобы не заработать инфекцию.
– Никаких бинтов, bella.
– Его смех звучит хрипло.
Боже, его голос, когда он так говорит. Заставляет меня почти забыть, что он ранен. Почти забыть, что ему семнадцать, а мне пятнадцать. И даже забыть то, что наши отцы убили бы нас, если бы нашли вместе.
– Что же тогда?
– Если я хоть как-то смогу заставить его чувствовать себя лучше, то обязательно сделаю это. Я провожу руками по его икрам, бедрам... его руки хватают меня за запястья, останавливая.
– Ничего, - говорит он хриплым от боли голосом. Или от чего-то другого.
Я не сопротивляюсь его хватке, позволяя удерживать себя подле него. Я кладу голову ему на бедро. На самом деле это не должно быть соблазнительно, хотя я чувствую, как натянута ткань его джинсов, и вижу выпуклость всего в нескольких дюймах от своего лица. Я знаю, что он не сделает мне ничего плохого. Мне бы, наверное, понравилось, если бы Джо прикоснулся ко мне, но он не станет. Так же, как не захочет поцеловать меня снова. Но, несмотря на все это, он не настаивает, чтобы я отодвинулась.
Вместо этого он прерывисто вздыхает и отпускает мои запястья. Я стою перед ним на коленях, прижавшись щекой к его бедру.
Его большая ладонь касается моего виска, щеки. Он играет с моими заплетенными в косу волосами, прежде чем возобновить свои нежные, ритмичные поглаживания. Он не прикасается ни к чему ниже моей шеи, но все мое тело светится от этой невинной ласки, напряженной и томной одновременно.
Это странное ощущение. Я чувствую себя подобно любимому домашнему питомцу. Вещью, которой владеют. О которой заботятся. Что лелеют.
Это чувство намного слаще, чем быть нежеланной незаконнорожденной дочерью.
– Я не должен был позволять тебе приходить сюда, - бормочет он.
– Не надо, - говорю я. Терпеть не могу, когда он так говорит, будто в один прекрасный день Джо может не появиться. Он спасательный круг для меня, глоток воздуха, пока я тону. И если я сбегу с Хонор, то каждый из этих визитов может стать последним. Слезы подступают к моим глазам, увлажняя его джинсы.
– Тсс, - успокаивает он.
– Я не прошу, чтобы ты прекратила.