Жестокая одержимость
Шрифт:
Университет Краун-Пойнт расположен в другом штате, но всего в нескольких часах езды от моего родного города Роуз-Хилл. Этот маленький городок всегда был моим спасением, а теперь становится кошмаром.
Как появление в нашем университете такого преуспевающего хоккеиста, как Грейсон, прошло мимо меня? Такая новость не могла ускользнуть от внимания моих друзей, учитывая их страсть к хоккею. Да и, признаться, я тоже дружила с нашей хоккейной командой. По крайней мере, раньше, ведь теперь я стремлюсь держаться от них подальше.
Неужели я столкнусь с ним в кампусе в понедельник? Мне что, теперь придется бегать
Если бы я только могла вернуться домой в Роуз-Хилл. Я бы снова спряталась ото всего под одеялом на узкой кушетке, которую на период моей реабилитации мама задвинула в угол гостиной. Но теперь, когда танцы для меня потеряны, а деньги на университет неуклонно тают, не думаю, что у меня есть другой выбор, кроме как продолжить учебу.
– А что случилось с Джеком? – внезапно спрашивает Уиллоу.
– Он слишком плохо целуется, когда пьян, – хмыкаю я.
Еще одна моя вчерашняя ошибка.
Слава богу, несмотря на его мольбы, Уиллоу отказалась впускать его в нашу квартиру. Без сомнения, он бы получил то, за чем пришел, и неважно, сколько бы ему потребовалось времени, чтобы кончить, десять минут или час. Какая разница, если бы он все равно оставил меня с болью между ног и мне пришлось бы позаботиться о себе самой.
Это одна из его ужасных черт – оставлять меня в возбужденном состоянии после того, как он получил все, чего желал.
– Чем хочешь заняться? – Уиллоу берет меня за руку и переплетает наши пальцы. – Может, сходим в кино на дневной сеанс или просто отдохнем?
– Конечно.
Любая перспектива провести время в темноте кажется мне привлекательной, а поскольку свет все еще жжет глаза, я переворачиваюсь на бок и оказываюсь лицом к лицу с Уиллоу.
– Пока меня не было, Грейсон стал популярен в кампусе?
– Вчера, когда Стил представил вас друг другу, твоя реакция показалась мне необычной, – она прищуривается. – Вы что, уже были знакомы раньше?
– Э… – я сглатываю образовавшийся в моем горле комок.
Если я расскажу Уиллоу правду, она превратится в мамашу-медведицу, защищающую своего медвежонка, а возможно, и в кого-то гораздо более опасного. Но тем не менее я должна рассказать ей о том, что случилось, – это я, собственно, и делаю. Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить:
– Это он виновник аварии.
Повисает пауза, а затем:
– Да ладно?!
Я вздрагиваю под пристальным взглядом Уиллоу.
– Вайолет Мари Рис! – Она приподнимается на локте. – Ты, должно быть, шутишь? Это он…
Она указывает на мою ногу.
– Грейсон Деверо, – резко выдыхаю я. – Мне бы и в голову не пришло выдумывать это дерьмо, Уиллоу. Этот придурок врезался в мою машину, но… – Я протягиваю руку и сжимаю ее запястье. – Ты не можешь об этом никому рассказывать.
– Почему нет?
Потому что мною было подписано соглашение о неразглашении, которое также послужило основанием для отказа от предъявления обвинений. Моя мать стремилась извлечь максимальную выгоду из ситуации и с моей помощью выжать из них все до последнего пенни. Она настаивала на том, что семья Деверо должна покрыть все наши медицинские расходы, а Грейсон отбыть тюремный срок. Однако Грейсон был освобожден из полицейского участка уже в течение нескольких часов. Временной промежуток между тем, как полицейские допросили
После им оставалось всего лишь разобраться с гражданским иском, которым им угрожала моя мать. Когда отец Грейсона пришел в больницу, он стал взывать к здравомыслию моей мамы и, указав на меня, спросил, готова ли она провести меня через суд? Ведь меня будут допрашивать. Почему меня не было дома? Чем я занималась в тот день? Что побудило меня повернуть на ту улицу? Была ли я внимательна на дороге? Старалась ли избежать столкновения с другой машиной?
Только на эти вопросы я не смогла бы ответить, ведь день, предшествующий аварии, будто стерся из моей памяти.
Мне не только неизвестно, с какой скоростью я ехала, но и была ли я хотя бы пристегнута. Если бы не фотографии моей машины, сделанные после аварии, я бы не поверила в то, что произошло. А осознав масштаб происшествия, я не могла понять, каким образом мне удалось остаться в живых. Водительская дверь была настолько деформирована, что напоминала скорее скомканную бумагу, чем металл, а пассажирская дверь на одной из фотографий была распахнута, потому что через нее, обхватив за шею и поддерживая голову, меня извлекали спасатели, первыми оказавшиеся на месте аварии. Но эта часть в моем сознании слишком размыта, а весь тот день в памяти начинается с боли, лица Грейсона и крови. Возможно, я неоднократно теряла сознание, потому что мне казалось, что между моментом, когда медики помогали девушке выбраться из машины Грейсона, а спасатели пытались извлечь меня, – прошло несколько секунд.
Я помню, как та девушка стояла между спасателями на нетрезвых ногах, снова и снова извиняясь. Уже тогда я почувствовала, что происходит что-то неладное. Грейсон не только погубил мою карьеру, он чуть не погубил ее.
– Я подписала соглашение о неразглашении, – тихо повторяю я Уиллоу, будто стены могут подслушать наш разговор и выдать мои секреты. – Даже то, что я рассказываю тебе о его участии в этих событиях, может повлечь за собой неприятности. А если я признаюсь вслух, что Грейсон имеет хотя бы какое-то отношение к той автокатастрофе или моей травме, – мне конец!
Деверо – одна из самых влиятельных семей в Роуз-Хилле. Их друзья, включая адвоката Джоша Блэка, вращаются в высших кругах общества. И под высшими кругами общества я имею в виду богатых и известных людей. Они живут в Роуз-Хилле десятилетиями, и все в округе знают их фамилии. Поэтому неудивительно, что, несмотря на то что Грейсон был виновником аварии, почему-то расплачиваюсь за все я!
Когда об этом происшествии пронюхали СМИ, Деверо нашли рычаги давления, которые они смогли бы использовать против меня. Встречный иск о клевете похоронил бы мою семью, поэтому я подписала соглашение о неразглашении, покупая наше спокойствие. Подписание этого документа означало, что моя мать больше не может давить на семью Деверо, а я могу спать спокойно, не терзая себя чувством вины.