Жестокая охота

Гладкий Виталий Дмитриевич

Машину сильно тряхнуло; Григорий быстро переключил скорость и вдавил до отказа педаль акселератора. Взревев, “КамАЗ” легко перемахнул через промерзший до дна ручей и покатил по низине. Любченко с досадой покачал головой и перешел на ближний свет — как он и ожидал, в Чертовой трубе мела поземка, и снежная пыль мутными волнами плескалась над зимником.

Григорий уже миновал перекрестье долины, где ветер был особенно силен, когда впереди вдруг расцвел огненный цветок. Любченко добавил газу, и вскоре увидел темный силуэт грузовика, возле которого приплясывал над ведром

с горящей соляркой высокий плечистый человек в полушубке. Закрываясь рукой от фар, он подбежал “КамАЗу” и забрался в кабину.

— Витаха? — узнал его Любченко. — Что случилось?

— Зд-дорово, Гришаня… — ткнул ему тот ледяную ладонь. — Св-волочная т-труба… Думал, к-конец пришел… — У парня зуб на зуб не попадал.

Это был друг Григория, с которым он жил в одной комнате общежития, Виктор Рагозин.

— Д-дай закурить, — попросил Рагозин.

— Чай будешь? — достал термос Любченко.

— Н-наливай… — Рагозин жадно затянулся папиросным дымом.

Попив чаю и немного отогревшись, он стал рассказывать.

— В прицепе оконные рамы для новой кочегарки, а в кузове запчасти. Иду с недогрузом. Мотор сам знаешь какой у меня, на ладан дышит, давно пора в капремонт, но думал, что и на этот раз обойдется. Правда, еще в Магадане показалось, что барахлит, дохлая его душа. Проверил — вроде все о’кей. И надо же было ему подгадать. Как раз в Чертову трубу заехал…

— Поломка серьезная?

— Коренной подшипник скапустился.

— Трос у тебя есть?

— Спрашиваешь… Для моего тарантаса это первая необходимость. Дотянешь?

— Сомневаешься? — Любченко ласково погладил руль. — У меня конь молодой, сильный. Выдюжит…

В поселок приехали только под утро. Пока разбудили сторожиху, загнали машины в гараж, пробило восемь. Любченко и Рагозин, у которых из-за дорожных перипетий напрочь пропал сон, зашли в курилку, где уже собрались водители.

— Кто к нам пожаловал! Привет, Гришаня! Здравствуй, Витек! — раздались дружелюбные приветствия.

— Здорово, мужики… — пожимал руки Григорий, высматривая местечко, где можно было присесть,

— Давай сюда, — позвал его старый колымчанин Коробков, или, как его величали все, Андрей Палыч.

— Что нового? — спросил у него Любченко, поручкавшись.

— Кури, — протянул пачку “Беломора" Андрей Палыч. — Все то же, все так же… Хреново. Наш Прыг-Скок чудит без гармошки. Бригадный подряд внедрять надумал. Позавчера собрание было, соловьем заливался, вокруг трибуны такие кренделя выписывал… Давил на сознание. Какой может быть подряд, если половину машин можно хоть сегодня на свалку, а к остальным запчастей днем с огнем не сыщешь? Вот и будем ты да я, да мы с тобой за всех отдуваться, план выколачивать. Ни выходных, ни проходных… Ты когда последний раз отдыхал?

— Точно не помню… По-моему, дней двадцать назад.

— Во! А я и того больше. Так и в ящик сыграть недолго. Машина устает, а о человеке что и говорить. Прыг-Скок свое гнет — давай бригадный подряд…

Прыг-Скок было прозвище начальника автотранспортного предприятия Прыгунова. Невысокого роста, круглый, как колобок, он не ходил,

а бегал вприпрыжку. В своей должности Прыгунов работал три года, но за этот период успел сотворить столько трудовых починов, что другому хватило бы на всю жизнь. Едва в прессе появлялось сообщение о какой-нибудь новинке, как тут же Прыгунов с неистовой энергией принимался ее внедрять. На долго запала ему не хватало — от силы месяца на два, и опять вес шло по-старому, ни шатко, ни валко, до очередного начинания. Только красочные плакаты и стенды, которыми были облеплены все стены и заборы АТП, еще с год напоминали о великих замыслах Прыг-Скока, пока краску не смывали дожди и холсты не покрывались копотью.

— Здравствуйте! Как дела? Где медконтроль? Почему до сих пор нет врача? Безобразие! — в курилку забежал Прыгунов; говорил он, словно горохом сыпал. — Кто на ремонте? Запишем… А, Любченко, наконец-то! Уже разгрузился? Нет? Поторопись, дружочек, поторопись. Что, еще не спал? Ничего, ничего, ты парень молодой, крепкий. Через часок зайди в диспетчерскую за путевым листом. Какой отдых, какой отдых, Любченко?! План, план нужно давать, дорогуша. Выручай… Андрей Палыч, мое почтение! Как наставники молодежи поживают? Все, все, ребята, кончай перекур, пора на медосмотр… — И Прыгунова словно ветром выдуло.

— Командир… — саркастически улыбнулся Коробков. — Пришел, увидел, побежал… В столовке третий день воды горячей нет, посуду мыть нечем, в гараже батареи разморозились, руки к металлу липнут — минусовая температура, а ему хоть бы хны. Давай план — и точка. Главное — отрапортовать… и опять взять повышенные… А люди что — плевать ему на них сверхотуры. — Он потушил окурок и встал. — Покатил. Ты, Гриша, не торопись за путевым. Поставь машину на профилактику и отоспись как следует. На тебе лица нету. Совсем сдал. Деньги все не заработаешь, а дороги наши знаешь какие… Сковырнешься где-нибудь, не дай Бог, — Андрей Палыч суеверно постучал три раза по скамье, — сотенными руки-ноги не заменишь. Бывай…

В общежитии галдеж — усмиряли пьяного Зайчонка, нескладного угловатого парня с опухшим лицом и глазами-щелками. Его машина стояла на ремонте, а он с утра пораньше сумел где-то раздобыть водки и пива.

— Попишу! — кричал Зайчонок, размахивая вилкой. — Два удара, восемь дырок! Кто смелый — подходи!

— Уймись, дура… — увещевал его белобрысый прыщеватый Котельников; он тоже был в подпитии.

Котельникова за пьянку перевели на три месяца в слесаря, но в мастерской он появлялся в основном перед авансом и получкой.

Вокруг них топтались в нерешительности еще четверо водителей — дежурная по общежитию попросила их успокоить разбушевавшегося Зайчонка.

— Шел бы ты спать, вояка… — мимоходом бросил усталый Любченко — машину разгружали долго, и уже свернуло на вторую половину дня.

— Эт-то кто там такой шустрый? Мне указывать? — обернулся к нему Зайчонок. — А, Гришаня! Гля, Котел, — осклабился он Котельникову, — наш тихоня голос подал. Дать ему в морду?

— Низзя. Он передовик. — Котельников достал из кармана начатую бутылку пива. — На, Гриш, пей…